Выборная должность

Выложить бы все начистоту: как он задерживался до ночи по разным делам, а жена заподозрила его в измене, как пошли ссоры, которых раньше и в помине не было. В последнее время отношения испортились окончательно. Идет дело к разводу — скажи кто-нибудь о таком Жарикову раньше, он бы расхохотался тому в глаза. Да, да, пахнет разводом. Ему-то, Жарикову, по-человечески жаль свою жену, которую он горячо любит. Но что делать?

Несколько минут Нагорный и Жариков шли молча. И Дмитрий изливал свою боль только мысленно — вслух не решился. Если бы замполит сам спросил его о семье, как других он спрашивает, хотя бы намекнул — тогда бы не сдержаться Дмитрию. А так… Ладно, в другой раз как-нибудь, при более подходящих обстоятельствах.

Остановились друг против друга. Николай Иванович задумчиво смотрел мимо плеча Жарикова, что-то говорил о ближайших задачах комсомольской организации.

Дмитрий не слышал. Он все еще находился в плену своих дум, хотя рассказывать о них замполиту уже не хотел. Он был даже доволен за то, что смолчал. Сколько в полку этих драм слезливых, этих разводов, так еще и семьей секретаря комсомольского комитета заниматься? Нет уж! Не навешивай ты, товарищ Жариков, замполиту свое «бракоразводное» дельце. Будь любезен отрегулировать свои семейные отношения сам. И постарайся не затягивать! Так велел себе Жариков.

Наверное, последние слова он произнес-таки вслух, потому что Нагорный согласно кивнул ему, подтвердив:

— Тянуть нельзя. Такое мероприятие надо проводить оперативно, иначе оно весь смысл, всю свою красоту потеряет.

IX

И может наступить такая минута, когда захочется хватить шапкой оземь, если ты даже комсомольский бог! А ну его все! Тем более, что комсомольским богом он себя уже почувствовал. У него, у Димки-то — недюжинные способности, а может, и талант. Сколько раз говаривал ему тот симпатичный майор, инструктор из комсомольского отдела: «Если бы у нас все комсомолята были так же охочи, так же способны на хорошую выдумку, как ты, Жариков, дела бы шли втрое веселее и лучше». Не замечает его инициативы Нагорный — пусть! Но другим-то она видна? И со стороны и сверху. На добрую выдумку в комсомольской работе он, конечно, горазд! Язык у него неплохо подвешен. Другой вылезет на трибуну и без бумажки двух слов сказать не может. У него же, у Димки, речь так и льется звонким ручейком, слушают его охотно, и никто не спит. Вот тебе и пожалуйста: университетов не кончал, а с лекцией на любую тему может выступить, не говоря уж о беседе. Отношения и контакт с людьми такие, что любой политработник может позавидовать. Где Димка, там всегда толпа молодежи и оживленный гам. Возможно, Нагорный и этого не замечает или намеренно не подает виду, боится, понимаешь, перехвалить. Ничего, обойдется. Признание людей дороже всего…

Думая вот так о себе в третьем лице, Жариков почувствовал вначале облегчение, потом необыкновенную легкость, свойственную, наверное, только птицам, и пустился в далекое заоблачное путешествие. Оттуда, с высоты крылатых мечтаний, все земное казалось маленьким и бесцветным, возвращаться к нему не хотелось.

Кто и что натолкнуло трудолюбивого, скромного по натуре Жарикова на восхищенные раздумья о себе в третьем лице? Может быть, Ирма? Ее беспрестанные упреки? Наверное, не в этом главная причина, хотя, конечно же, молодой, любящей супруге следовало бы обладать большей принципиальностью. Скорее всего, Жариков не выдержал первого объятия славы — как всегда, лицемерного. Маленькая слава охватила его, ослепила, будто туман местного происхождения.

Так или иначе, а возвращаться к опостылевшим вдруг делам и делишкам Жарикову не хотелось.

Взять, к примеру, диспут, намеченный на эту субботу: «Образ советского воина в театре и кино». Не отменить ли его под каким-нибудь благовидным предлогом? Все откладывал да тянул Жариков и, положа руку на сердце, до сих пор ничего не сделал по подготовке диспута. Так что ж — вычеркнуть из плана трудное мероприятие? Подменить каким-нибудь попроще, вроде обсуждения широко известной, всеми читанной книги…

— А, ладно!.. — Жариков махнул рукой.— Диспут так диспут. Иные мероприятия экспромтом еще лучше получаются.

Он прикинул, с чего и как начнет свое собственное выступление, чтобы зажечь ребят, возбудить спор. Потом стал вспоминать спектакли об армии на современную тему, которые довелось видеть. Маловато… Раз, два — и обчелся. Надо будет заглянуть в библиотеку и полистать репертуарные сборники — хоть прочесть, если не видел. Еще можно поговорить с заядлыми театралами, повыспросить у них кое-чего.

— Уметь надо! — негромко воскликнул Жариков, подбадривая себя.

И живо представив, как он своей острой, страстной вступительной речью выкресит огня для диспутовского костра, успокоился до субботы.

В назначенное время в ленинской комнате первой эскадрильи собралось, против ожидания, народу великое множество. Протискиваясь сквозь толпу у входа, пожимая руки, Жариков с приятным изумлением гадал: чьими это стараниями обеспечена такая поголовная явка на комсомольское мероприятие?