Выборная должность

— Понимаешь, какое дело: некоторые летчики, особенно молодые, совсем оторвались от личного состава эскадрильи. Превратились, понимаешь, в пилотов узкого профиля, забыли о том, что они ведь офицеры Советской Армии и в большинстве своем коммунисты. Возьми ты нашу эскадрилью. Кто бывает в казарме, встречается с механиками? Комэск да его заместитель. Но они — начальники, им приходится решать столько вопросов, что вот так просто присесть и побеседовать с солдатами некогда. А почему самоустранились от воспитательной работы наши летчики — офицеры с партбилетами в карманах, с инженерскими дипломами? Отпилотировал, перчатки снял и пошел домой. Отзанимался в классе, планшет через плечо и… куда-нибудь в город. Ты согласен со мной?

— Вынужден согласиться,— промолвил Ивушкин с после некоторого молчания.

— А куда ж ты денешься? — Жариков закурил. Изо рта у него вился дымок, когда он продолжал говорить.— Начнем хотя бы с тебя: летчик первого класса, инженер, парень начитанный, музыкант! Представляешь, какую б ты мог воспитательную работу проводить? Если б, конечно, захотел. Да солдаты будут слушать тебя с открытыми ртами.

— Когда-нибудь зайду в казарму, побеседую на какую-нибудь тему,— неопределенно пообещал Ивушкин.

— Зачем откладывать? Зайди сегодня. Хочешь, вместе зайдем? — предложил Жариков. Прозвучало это ободряюще и вместе с тем просительно.

— Сегодня я не готовился. Так же нельзя: с бухты-барахты.

— Никакой подготовки для первого раза и не надо. Зайдем, посидим с ребятами. Пусть они поспрашивают тебя, а ты им расскажи. У тебя материала столько вот тут… — Жариков постучал согнутым пальцем по лбу.— Столько, что любой пропагандист позавидует.

— Брось ты! — отмахнулся Ивушкин.

— Ладно, не скромничай, Алеша. Так мы сегодня сходим в казарму, договорились? А то знаешь, отложим в долгий ящик, потом забудем…

Лейтенант не возражал, и Жариков сейчас же его оставил, чтобы он не передумал.

Вечером они пришли в казарму. Оба были в новых кителях.

Когда в казарму заходит офицер с красной повязкой дежурного на рукаве, к нему со стороны солдат одно отношение, а если вот так, как теперь — реакция совсем другая. Постепенно затих гул многих голосов, механики стали подтягиваться к месту, где остановились два офицера, начали окружать их полукольцом.

— Поужинали? — спросил Жариков.

Послышались утвердительные ответы.

— Кому показалось мало? Поднять руки.

Никто руки не поднял, но заулыбались ребята. Вытолкнули вперед покрасневшего от смущения рослого солдата.

— Вот он никак не может вспомнить: ужинал или нет…

Дружный смех заглушил голос шутника. Солдат-здоровяк шевельнул плечами, отталкивая державших его под руки, отступил в глубь толпы.

Перейти от шутки к серьезному разговору не так просто. Затянулась пауза, которой так боялся Ивушкин. К тому же и Жариков куда-то девался… Вон он в дальнем углу казармы собрал другую группу солдат.

— Товарищ лейтенант, мы тут спорим…— подал голос один из механиков и стал протискиваться поближе к Ивушкину.— Часто мы слышим на земле звуковую ударную волну. Она образуется только в момент прохода звукового барьера или все время?

Вопрос был задан неквалифицированно, но Ивушкин уловил суть.

— Скачки уплотнения, о которых вы говорите, образуются так… — Ивушкин поискал глазами доску, но в казарме, разумеется, ее не оказалось. Ему подали тетрадку, и он быстро набросал чертеж.— Вот какая картина получается…

Ивушкин все им пояснил научно и популярно. Задавали бы они ему и впредь вопросы по аэродинамике, тут он твердо стоит на ногах. Разговор, однако, коснулся и других тем. Поддерживая его, комментируя некоторые понятия и факты, Ивушкин обнаружил у себя немалый запас знаний. Даже сам удивился тому, как обострилась во время беседы его память: цифры и формулировки он приводил без запинки, логично излагая прочитанное вскользь в газетах и журналах.

С часок пробыл Ивушкин в казарме. Когда шел домой, испытывал чувство Какой-то приподнятости и уже думал над темой своей будущей беседы с солдатами. Он, разумеется, хорошенько подготовится.

В следующий раз Жариков пришел в казарму с другим летчиком, потом еще одному лейтенанту дал «провозной полетик». С его легкой руки пошло хорошее дело, и об этом вскоре заговорили в полку. На одном из собраний подполковник Нагорный похвалил летчиков третьей эскадрильи.

Пройдет время, и еще не то скажет Николай Иванович Нагорный. Когда на отчетно-выборном партийном собрании Жарикова выдвинут в члены партийного бюро, а потом изберут заместителем секретаря парторганизации эскадрильи, Нагорный горячо его поддержит, а с глазу на глаз скажет примерно так: «Трудная у тебя была комсомольская молодость, Дмитрий Сергеевич, но все, как видишь, наладилось, все-таки течет в твоих жилах кровь политработника — хочешь верь, а хочешь не верь».