Выборная должность

Когда вышел к столу, увидел: сидят на табуретках по двое, обнявшись, чтобы не упасть, стоят вдоль стен, облокотившись на подоконники. Встретился поочередно с многими взглядами, устремленными на него, и понял, что привело сюда людей не объявление, сделанное командирами в приказном порядке, не организаторские меры активистов, а перво-наперво живой интерес к теме диспута. Видать, очень уж хотелось ребятам поговорить и поспорить о жизни и службе своих современников на театральных подмостках.

— Итак, товарищи, мы с вами собрались для обсуждения одной из важных проблем искусства… — начал Жариков. И запнулся, уловив фальшивую интонацию первой фразы: какая тут проблема? Сцепил пальцы рук перед собой, сделал несколько шагов туда и сюда. Пауза затягивалась непозволительно долго, и Дмитрий, не найдя ничего лучшего, повторил почти ту же самую фразу, лишь переставив слова: — Мы собрались, товарищи, для того, чтобы обсудить важную проблему искусства… — Слов не хватало, как ныряльщику дыхания. Он уточнил: — Театрального… а также кино…

Дальнейшая речь Жарикова, которую он все-таки сумел наладить и оживить, звучала как-то безответно, словно бы в пустой комнате во время репетиции. И тишина, лишенная малейшего волнения, все больше усложняла его авантюрное плавание по морю человеческих чувств. С какой-то минуты он определил, что его больше не слушают — просто сидят тихо люди, приученные к дисциплине. А чего можно было ожидать? Если он частил затасканными фразами, не имея за душой ничего своего, если он только пересказывал наспех вычитанное в репертуарных сборниках и библиографических статьях, не повидав собственными глазами, не прочувствовав того, о чем взялся… гм… дискутировать.

Все это понял Жариков, научившийся к тому времени хорошо чувствовать настрой аудитории. Но он еще надеялся на то, что с помощью активистов, смелых и умных своих единомышленников, мероприятие удастся спасти. По ходу речи обратился лично к лейтенанту Ивушкину, вызывая его на спор, задал вопрос сержанту Концевому, подсказывая тем самым тему для выступления. И даже бросил такую «мобилизующую» фразу:

— Хотелось бы послушать мнение тех, с которыми не раз случалось беседовать по затронутым вопросам.

Долго же, однако, пришлось ждать, пока поднимется над головами хоть одна рука, и не легко было сидеть Жарикову за столом, сохраняя, как говорится, хорошую мину при плохой игре.

Жариков вонзил требовательный взгляд в Ивушкина и все-таки заставил его попросить слова.

— Выходи сюда, что ль, Алексей,— ободряюще кивнул ему Жариков.

— Да нет, я с места… — отмахнулся Ивушкин.

Лейтенант этот, конечно, был в состоянии высказаться по теме диспута: он много читал, бывал в театрах и вообще повидал в жизни немало, хоть и молодой. Но он, как и все остальные, не готовился к разговору на людях. Никто не побеседовал с ним заранее, не помог наметить тезисы выступления. И теперь, идя секретарю комсомольского комитета на выручку, лейтенант говорил сбивчиво, скучно — вряд ли его слова могли кого-то затронуть.

— Кинофильмов и спектаклей о послевоенной жизни армии у нас мало. Особенно мало… почти совсем нет произведений о летчиках современной авиации… — монотонно звучал голос Ивушкина. Лейтенант сутулился, не поднимал опущенных ресниц, напоминая своим видом великовозрастного школьника, плохо выучившего заданный урок.— Например, фильм о летчиках, который шел в нашем клубе еще зимой. Все мы его видели, конечно. Что можно сказать? Сюжет очень слабый, образы героев ничем особо не запоминаются… Не жизненно все это. В этой картине действительно похожи сами на себя только самолеты...

После выступления лейтенанта опять надолго уста новилось молчание.

— Слышу говорок в задних рядах. Давайте выскажем свои мысли во весь голос! — призывно воскликнул Жариков. И добавил: — Может быть, не все так бледно в драматургии и кино военно-патриотической тематики, как говорил товарищ Ивушкин?

Поднялся сидевший в самом углу солдат с университетским «ромбиком» на груди:

— Я хочу сказать всего несколько слов, но по существу.

— Вот-вот, как раз это и нужно сейчас, на нашем диспуте,— поддержал его Жариков. Попытался вспомнить фамилию солдата, да так и не смог.

А тот продолжал с усмешкой: