Выбраковка

— Из-за такого недосмотра люди пролетают мимо платежной ведомости! — фыркнул Гусев.

— Да что ты! Хочешь, я прослежу лично?! — замахал руками дежурный.

— Допустим, хочу.

— Обязательно. Честное слово. Ключи возьми, Паша. От «двадцать седьмой».

— Ну…

— От сердца отрываю.

Гусев помялся, но ключи взял.

— Салаге твоему предупреждение — не забудь, — бросил он на прощание.

Дежурный в ответ только вздохнул.

Во внутреннем дворе Гусев окинул взглядом ряды машин и уверенно направился к «двадцать седьмой», которую неким внутренним чутьем вычислил.

— Ты бы еще мордой об пульт этого беднягу… — пробормотал Валюшок в спину ведущему.

Гусев на ходу запнулся. Оказалось — для того, чтобы со всей силы лягнуть ведомого в живот. Не оборачиваясь, на слух.

Валюшок от неожиданности упал.

— Ты идиот? — спросил он, лежа на асфальте и глядя в сумеречное небо.

Гусев не ответил, только впереди хлопнула дверца. Валюшок с глубоким вздохом поднялся. Машинально он отряхнул куртку, оставшуюся совершенно чистой даже в том месте, куда впаялся гусевский башмак. Мысленно поблагодарил мусорщиков за чистоту, а создателей легкого бронекомплекта — за то, что жив-здоров, и пошел вслед за ведущим.

— Наша служба и опасна, и трудна, — пробормотал он тихо себе под нос. — То ли еще будет, ой-ей-ей…

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Мы уже никогда не узнаем, каким был наш ужасный герой в личной жизни. Шутил ли он хоть когда-нибудь, озаряла ли улыбка лицо этого изверга-патриота?

«Двадцать седьмая» машина с виду была «Жигули» как «Жигули», примитивная старая хреновина — дешевый автомобиль для битья. В городском потоке от таких старались держаться подальше. Но даже сидя пассажиром, Валюшок сразу почувствовал: что-то с «двадцать седьмой» не так. Аппарат доводили до ума, у него оказалась по-спортивному жесткая подвеска и двигатель куда мощнее обычного. Стрелка тахометра едва-едва шевельнулась, а полбульвара уже было позади.

— Подшипник гудит, — сказал Гусев. — Или это не подшипник? Леха, послушай.

Валюшок демонстративно отвернулся.

— Нет, не подшипник, — резюмировал Гусев. — Вот что, Алексей. Я, конечно, зря на тебя замахнулся. Но и ты меня пойми.

— Если это называется «замахнулся»…

— Ну извини, пожалуйста. Очень уж ты неудачно под горячую руку…

— Руку?!

— Я больше не буду. Честное слово.

— Так я тебе и поверил, — фыркнул Валюшок. Понятно было, что Гусев не собирался причинять ему физический вред — да и не смог бы, даже при большом желании. Ведущий просто хотел заткнуть молодого бойца, не ко времени раскрывшего пасть. А поскольку руки у Гусева были в карманах и вынимать их ему оказалось лень… Получилось весьма унизительно, одна надежда, что из окон никто в этот момент не таращился.

— Вообще-то в любом конфликте тебе положено занимать мою сторону, — заметил Гусев, сворачивая на Остоженку. — По штату положено. Не рассуждая и, тем более, не вякая. Живее будешь.

— Даже в конфликте внутри АСБ?

— Особенно внутри, дорогой ты мой! Особенно… Я понимаю — твое желание оградить ребят помоложе от произвола старших вполне естественно. Но ты уж, будь другом, постарайся это желание как-нибудь подавить. Ты ведь не шныряешь по отделению, не бегаешь с разными дурацкими бумажками, не сидишь на пульте. Тебя сразу поставили работать. А значит, друг мой Лешка, держись оперативников, и в особенности — стариков. На маршруте никто тобой помыкать не будет, наоборот, всему научат и даже поначалу защитят, если что. Здесь тебе не армия, у нас дедовщина только в офисах процветает. На поле боя молодых берегут. Иначе откуда новых выбраковщиков брать?

— Ладно, — кивнул Валюшок. — Извинения принимаются. Хотя…

— Это все нервы, Леха. — Гусев цыкнул зубом и достал сигареты. — Это все гребаный пенсионный фонд.

— Он бы в тебя все равно не попал, — вспомнил охранника с карабином Валюшок.

— Еще бы он попал! — усмехнулся Гусев. — Нет, конечно. Но вот я… Я-то в него попал, Леха. И очень больно ему сделал. Такие вот дела.

— Ты в выбраковке уже лет пять… — медленно произнес Валюшок.

— Шесть.

— …и тебя до сих пор беспокоит то, что ты людям причиняешь боль?!

— «Не злодей я и не грабил лесом, не расстреливал несчастных по темницам», — процитировал Гусев. — Кстати, упреждаю твой следующий вопрос — действительно не расстреливал. Убивал — было, не скрою. И даже много убивал. Человек, наверное, тридцать. Но они меня тоже бы убили, дай им волю. А вот насчет расстрелов — фигушки. Я знаю, про первые годы выбраковки очень много слухов ходит, якобы у нас в подвалах кровищи было по колено. Вранье это все. Это наш отдел внешних связей население пугал. Мол, у чекиста должны быть длинные руки, кожаная куртка… И что-то еще — забыл что.

— А кто тогда расстреливал?

— У нас смертной казни нет, — напомнил Гусев.

— Ну, это понятно, что ее у нас нет…

— На самом деле нет, — отрезал Гусев. Машина стояла на светофоре, из соседнего «БМВ» на убогую таратайку выбраковщиков презрительно косилась расфуфыренная барышня.