Одна из юных девственниц в его классе «Матрица романтизма» была почти идеальна: пустые, невежественные голубые глаза, прекрасное стройное тело, белокурые волосы. Она была бы идеальной, подумал он, если бы не ее постоянное жевание резинки и постоянное присутствие наушника в одном ухе. Она даже пыталась слушать музыку во время его занятий, пока он не стал ее сомневаться. Она отключилась, раздраженная, и сказала ему, что слушает только фоновую музыку для его лекции и искусства. Она всегда старалась найти что-то подходящее.
Как что? он спросил. Бетховен?
— Энигма, — сказала она. «Экран за зеркалом».
"Пожалуйста . . ».
А сегодня она сидела там, вытянув девственные ноги перед собой и немного в проход, красиво обтянутые нейлоном; и на ней был тонкий белый свитер, как у кинозвезды пятидесятых.
Он думал о сексуальной асфиксии и пытался говорить о «Плоте Медузы» Жерико, а также держать свою спортивную куртку надлежащим образом накинутой, когда эрекция приходит и уходит. Он мог представить себе эту блондинку с пустыми глазами на кровати, длинную бороздку ее позвоночника, ведущую от спины к шее, ее голову выгибают в оргазме и веревку в его руке. . .
К тому времени, как он ушел в студию Эллен Барстад, он очень торопился, его заботы о расследовании могильщиков отодвинулись на задний план. Ему нужно было увидеть ее сейчас.
В заднем кармане он носил веревку.
ЗВОНИЛ ЛАНЬ: « ЛУКАС , я застала его выходящим из здания и направляющимся к машине. Хорошие кадры. Я отнесу его в одночасовое место — у меня должны быть большие отпечатки к тому времени, как ты оттуда выберешься.
— Хорошо, но ты говорил с Марси? Мы немного зациклились на Рэнди, — сказал Лукас.
— Да, я с ней разговаривал. Они еще ничего не проработали, но фотографии не помешают».
"Хорошо. Ты просто делаешь картинки. Вы говорите, что он не на месте?
— Он есть, и он движется в вашем направлении. Он торопится».
Лукас, Дел, Маршалл и Гибсон толпились в среднем офисе с двумя телемониторами, подключенными к одной и той же камере и каждый со своей магнитофонной декой; пара динамиков Bose; два магнитофона; и четыре отдельных сотовых телефона.
Лукас взял свой телефон и позвонил соседнему Барстаду. — Эллен, он идет. Теперь, если это не сработает, если станет неудобно, выкинь его задницу. Если он не пойдет, зовите на помощь. Ты в порядке?"
— Я в порядке, — сказала она. — Не волнуйся, Лукас. Я собираюсь повесить трубку сейчас. . . ». И она это сделала.
«Сумасшедшая цыпочка», — сказал Гибсон.
Ее не было видно: она была в спальне, а места для монитора не нашлось. Даже если бы это было так, Лукаса беспокоила проблема конфиденциальности: камера, направленная на кровать, казалась неправильным, хотя Барстада эта концепция, похоже, не беспокоила. В конце концов они решили, что комната слишком мала и скудно обставлена. Катар был там несколько раз, сказал Барстад; они не хотели менять стиль только для того, чтобы скрыть камеру. Единственная камера была спрятана за решеткой вытяжного вентилятора у входной двери, откуда она могла осматривать помещение.
Гибсон мог переключать звук с одного микрофона на другой с помощью простого ползункового переключателя. Микрофоны были достаточно чувствительными, чтобы слышать, как Барстад двигается, слышать, как открывается холодильник, слышать, как она смывает воду в унитазе.
«Еще один микрофон, мы могли бы услышать, как она мочится», — сказал Гибсон.
«Это то, что мы хотим представить присяжным», — сказал Дел. — Наш свидетель отлил.
Маршалл не одобрил. «Я беспокоюсь об этой девушке. Она думает, что знает, во что ввязывается, но это не так. Она не более чем ребенок.
«Она говорит, что у него нет ни пистолета, ни ножа. Если он пойдет за ножом, она завопит, и мы будем там через двенадцать секунд.
Двенадцать секунд не были догадкой. Они рассчитали время.
«Это чертовски долгое время, если кто-то перерезает вам горло или бьет вас по голове молотком со сферической головкой», — сказал Маршалл.
"Да хорошо . . . Так что я тоже волнуюсь. Это то, что у нас есть, и я думаю, что мы в порядке на девяносто семь процентов, — сказал Лукас.
ДЭЛЬ ВЫДВИНУЛСЯ вперед, пока Лукас и Маршалл спорили; Катар вел зелено-серебристый «аутбек», и из посеребренного окна Дел мог видеть всю стоянку. Ожидание становилось неудобным, пока они слушали, как Барстад ходит по квартире. Затем Дел сказал: «Он здесь».
Лукас быстро набирал номер Барстада. Она взяла трубку, и он сказал: — Он здесь. Ты знаешь, как нас звать.
"Я знаю. Я готов." Она ушла.
— Он вышел из машины, — сказал Дел. Он отошел от окна и направился к кабинету. "Вот так."
«О, дерьмо — посмотри на это», — сказал Гибсон. Он смотрел в монитор. Они слышали, как Барстад ушла в спальню после того, как повесила трубку, и теперь, пять секунд спустя, она вернулась — и на ней не было швов. Она шла к двери и камере.
— Господи, — сказал Лукас.
Дел уловил тон и склонился над монитором, чтобы посмотреть. «Должно быть, у нее мурашки по коже размером с арбуз», — сказал он. "Тебе известно . . . она . . . господи. Она не плохая. Все естественно."