При этом она швырнула находящегося почти в бессознательном состоянии ребенка на кровать и собрала разбросанные вещи. Женщины сидели, как оглушенные, не будучи в состоянии вымолвить ни слова. Ребенок тихо лежал на кровати, не смея закричать от боли — так ему было страшно. Хозяйка в бешенстве продолжала:
— Вчера он получил еще больше, когда стащил со стула мой платок, который я постирала и повесила сушить. Я думаю, он надолго запомнит этот платок.
Женщины вскоре поторопились уйти.
— Нет, она изувечит ребенка,— заметила Маргарита Гардер, когда они вышли на улицу.
Когда Мария пришла домой, маленький Иоганн, смеясь, побежал ей навстречу. Она взяла его на руки со словами:
— Мой маленький ягненочек! О Боже, сохрани меня от такой жестокости! — и крепко прижала ребенка к себе.
Лето снова подошло к концу. Урожай в этом году был гораздо лучше прошлогоднего, и многие собрали с избытком. Для трактирщика также наступили лучшие времена, и он значительно умножил свое неправедное добро. Зима была обычной, со снегом и холодами; но благодаря тому, что жители деревни в этом году собрали хороший урожай, они весело смотрели в лицо зиме, кроме разве семьи Пеннера, где вместо радости постоянно были ссоры и споры. Яков снова часто пропадал в трактире, так как здесь никто не упрекал его. Он совершенно позабыл свой отцовский долг по отношению к ребенку. А новая мать была очень жестока к нему. Как только Яков появлялся дома, между мужем и женой начинался скандал; Петя при этом забивался в угол, прятался под скамейкой или под столом и, дрожа от страха, сидел там. Зная, что происходит в семье Пеннеров, некоторые жители вспоминали текст: «Не ссорьтесь на дороге».
Однажды вечером Дукель Вибе пришел к Гардерам и между прочим сказал:
— Мы будем вынуждены искать другого учителя, так как наш хочет уезжать отсюда.
— Жаль, конечно; я вчера просил его остаться здесь,- ответил Гардер,- но он сказал, что не хорошо слишком долго засиживаться на одном месте.
Вибе считал, что нужно пригласить Франца Дика из Шейненберга, но Гардер заметил, что тот еще долго намерен оставаться там.
— Школьному совету нужно будет посоветоваться; может быть, стоит пригласить на это место Абрама Эннса,— заключил Вибе, встал и пошел домой.
Зима кончилась. Наступила весна, затем лето. Все шло своим чередом, как обычно. Когда дело подошло к осени, нашелся учитель: это был Дитрих Кнельзен.
Доктор Дерксен почти не бывал дома и много времени проводил в колонии. Он узнавал новости, которых не знали другие. Вот и об этом Кнельзене он знал больше, чем другие. Он говорил о нем со своей женой, но та хотела надеяться, что все будет хорошо. В то время учителю предоставлялось право применять розги; родители же не очень обращали внимание на рассказы детей о происходящем в школе. Кнельзен оказался весьма строгим учителем; если дети дома рассказывали о школе, он их наказывал. Из-за этого дети находились в страхе и предпочитали помалкивать.
Школа в то время представляла собой не место воспитания детей, а скорее исправительную тюрьму. Вместо любви и здравого смысла учитель насаждал в юные сердца ненависть и страх. Как-то Елена Дик и Гретхен Вибе сидели, склонившись за своим столом, и выполняли классное задание. Учитель, думая, что они занимаются болтовней, незаметно подкрался сзади и ударил обеих девочек палкой по спине, так что они громко вскрикнули от боли.
— Я сказал учиться, а не болтать; ну-ка выйдите вперед! — строго велел он им.
В те времена девочки носили шапочки с тесемками, которые завязывались под подбородком. Девочкам было приказано встать у столба, и учитель привязал их к нему этими тесемками, так что их лица плотно прижимались к столбу.
— Так, теперь рассказывайте друг другу все.— Повернувшись к классу, он громко закричал: — Учите урок! — и ударил палкой по столу.
Обе девочки плакали, так как боялись, что учитель снова будет бить их. Но на этот раз более жестокого наказания не последовало.
В эту же школу скоро должен был пойти и Иоганн. Но пока он еще был свободным и мог играть с другими детьми, сколько хотел. Он бегал с товарищами на гору около Шейнфельда или играл с Петей у Пеннеров или дома. Однажды, когда они играли на горе, Иоганн впервые в жизни увидел ежа. Дома он рассказал Марии, что видел живой круглый камень с колючками. Мария засмеялась:
— Живой камень? Это, наверно, был еж.
О невинное, радостное детство! Какое ты прекрасное и чистое до тех пор, пока человеческие страсти не отравят твою душу! Как и большинство детей, Иоганн всегда был весел и доволен. Но это состояние должно было скоро смениться страхом, так как его родная мать все еще не отказалась от своего намерения и только ждала подходящего момента для его осуществления.
Однажды осенним вечером, когда Иоганн мылся, в помещение ворвалась его мать и властным голосом спросила:
— Иоганн, где твоя шапка?