Читаем Вычеркнутый из жизни. Северный свет полностью

Генеральный прокурор снова вскочил:

– Милорды, я решительно протестую против попыток запугать свидетельницу!

Легкая краска выступила на щеках Грэхэма, и он ядовито ответил:

– Быть может, генеральный прокурор считает, что я вторгаюсь в его область. Было время, когда в этом самом суде обвинитель обращался со свидетелями, как терьер с крысой, приводя их в такое смятение, что они сами не знали, что говорят. Уже по этому одному я отношусь к свидетельнице с полным уважением и, смею вас заверить, что оно еще пригодится ей.

Эти слова были встречены мертвой тишиной. Сэр Мэтью Спротт взглянул на судей, но на этот раз лорд – главный судья воздержался от вмешательства.

Грэхэм выждал, пока Бёрт не вытрет глаза.

– По окончании суда вы с Эдвардом Коллинзом явились в полицейское управление за причитавшейся вам наградой в пятьсот фунтов.

– Да, явились, и ничего дурного вы нам тут припаять не можете.

– Конечно нет. Когда вы прибыли в управление, вас попросили немного обождать, пока не будут выполнены некоторые формальности.

– Совершенно точно. В полиции с нами были очень обходительны, чего не скажешь про вас.

– Я еще раз прошу вас набраться терпения и сосредоточить все свое внимание на том получасе, который вы провели с Коллинзом в приемной полицейского управления. Суд, несомненно, явился испытанием для вас обоих. По-видимому, вы волновались, нервничали и не были вполне уверены в своих показаниях, что и нашло отражение в разговоре, который вы там вели.

– Каком еще разговоре?

– Разве вы не помните?

– Нет, не помню.

– В таком случае, быть может, я смогу освежить его в вашей памяти. – Грэхэм взял листок из лежавшей перед ним кипы бумаг. – Насколько мне известно, между вами и Коллинзом произошел следующий разговор:


Коллинз: Ну вот, вроде бы уже виден конец, и хорошо, что мы до него добрались. А то я думал, не выдержу.

Бёрт: Чего ты волнуешься, Эд. Ты же знаешь, что мы поступили правильно и по чести.

Коллинз: Да, пожалуй. А все-таки…

Бёрт: Что – все-таки?

Коллинз: Ну, ты же знаешь, Луиза. Почему ты не сказала про… Ты знаешь про что!

Бёрт: Потому что никто меня об этом не спрашивал, дурачок.

Коллинз: Так-то оно так. А мы… мы получим награду?

Бёрт: Будь спокоен, Эд, получим. Может, нам и еще чего-нибудь прибавят.

Коллинз: Ты это про что?

Бёрт: Погоди – увидишь. Я попридержала кое-что про запас.

Коллинз: А Мэтри правда тот человек, Луиза?

Бёрт: Да замолчи ты. Сейчас отступать все равно уже поздно. Мы же ничего плохого не сделали. Со всеми этими уликами Мэтри все равно бы не выпутаться. И потом, его ведь не повесили. Неужто ты не понимаешь, дуралей, что против полиции все равно не пойдешь. И все еще может так обернуться, как тебе и во сне не снилось. Я скоро жить буду, точно настоящая леди.


Грэхэм закончил чтение и, спеша опередить судью, сурово обратился к свидетельнице:

– Вы что же, станете отрицать, что этот разговор, который был подслушан и записан, действительно имел место?

– Не знаю. Я не помню. Не могу же я отвечать за то, что говорил Эд Коллинз. – Бёрт пришла в полное смятение, и голос у нее дрожал.

– Что вы делали после того, как полиция выдала вам деньги?

– Точно не помню.

– А вы не отправились отдыхать в Маргит с Эдвардом Коллинзом?

– По-моему, нет.

– И вы с ним не жили в одном номере в отеле «Бич»?

– Конечно нет. И вообще, нечего меня оскорблять, я не за тем сюда пришла.

– В таком случае едва ли вам будет приятно, если я покажу суду книгу записей этого отеля за тот период.

– Милорды, – снова вмешался генеральный прокурор, – я вынужден опротестовать подобные заявления, касающиеся морального облика свидетельницы и не имеющие прямого отношения к делу.

– Однако обвинение почему-то не возражало, когда пятнадцать лет назад делались гораздо более серьезные и менее справедливые заявления относительно морального облика моего клиента.

Наступило молчание. Грэхэм повернулся к Бёрт:

– Отдохнув, вы вернулись в Уортли. Вы обнаружили, что атмосфера здесь изменилась, стала более прохладной. Вы отнюдь не сделались популярной героиней, какой вам хотелось стать. Работу найти было трудно. Тем не менее как раз в это время вам и Эдварду Коллинзу были предложены отличные места, на которые вы и поступили, – в одном из самых высокопоставленных домов Уортли. Правильно я говорю?

– Да.

– Кто был хозяином этого дома?

Бёрт уже держалась без всякого вызова. Она исподтишка метнула взгляд на Пола. Фамилия хозяина, казалось, прилипла у нее к гортани. Затем среди гробовой тишины она пролепетала:

– Мистер Енох Освальд.

– Прав ли я, говоря, что мистер Освальд проявил величайшую доброту по отношению к Коллинзу – женил его на своей старшей горничной и затем отправил супругов в Новую Зеландию?

– По-моему, он красиво поступил с Эдом, – пробормотала Бёрт.

– А с вами? – вкрадчиво спросил Грэхэм. – Разве он отнесся к вам не так же внимательно, хотя, быть может, и несколько круто? Дал вам хорошее место у себя в доме, потом выдал замуж и, оплатив проезд, чуть было тоже не отправил на край света.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Большие книги

Дублинцы
Дублинцы

Джеймс Джойс – великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. В историю мировой литературы он вошел как автор романа «Улисс», ставшего одной из величайших книг за всю историю литературы. В настоящем томе представлена вся проза писателя, предшествующая этому великому роману, в лучших на сегодняшний день переводах: сборник рассказов «Дублинцы», роман «Портрет художника в юности», а также так называемая «виртуальная» проза Джойса, ранние пробы пера будущего гения, не опубликованные при жизни произведения, таящие в себе семена грядущих шедевров. Книга станет прекрасным подарком для всех ценителей творчества Джеймса Джойса.

Джеймс Джойс

Классическая проза ХX века
Рукопись, найденная в Сарагосе
Рукопись, найденная в Сарагосе

JAN POTOCKI Rękopis znaleziony w SaragossieПри жизни Яна Потоцкого (1761–1815) из его романа публиковались только обширные фрагменты на французском языке (1804, 1813–1814), на котором был написан роман.В 1847 г. Карл Эдмунд Хоецкий (псевдоним — Шарль Эдмон), располагавший французскими рукописями Потоцкого, завершил перевод всего романа на польский язык и опубликовал его в Лейпциге. Французский оригинал всей книги утрачен; в Краковском воеводском архиве на Вавеле сохранился лишь чистовой автограф 31–40 "дней". Он был использован Лешеком Кукульским, подготовившим польское издание с учетом многочисленных источников, в том числе первых французских публикаций. Таким образом, издание Л. Кукульского, положенное в основу русского перевода, дает заведомо контаминированный текст.

Ян Потоцкий

Приключения / Исторические приключения / Современная русская и зарубежная проза / История

Похожие книги

Африканский дневник
Африканский дневник

«Цель этой книги дать несколько картинок из жизни и быта огромного африканского континента, которого жизнь я подслушивал из всего двух-трех пунктов; и, как мне кажется, – все же подслушал я кое-что. Пребывание в тихой арабской деревне, в Радесе мне было огромнейшим откровением, расширяющим горизонты; отсюда я мысленно путешествовал в недра Африки, в глубь столетий, слагавших ее современную жизнь; эту жизнь мы уже чувствуем, тысячи нитей связуют нас с Африкой. Будучи в 1911 году с женою в Тунисии и Египте, все время мы посвящали уразуменью картин, встававших перед нами; и, собственно говоря, эта книга не может быть названа «Путевыми заметками». Это – скорее «Африканский дневник». Вместе с тем эта книга естественно связана с другой моей книгою, изданной в России под названием «Офейра» и изданной в Берлине под названием «Путевые заметки». И тем не менее эта книга самостоятельна: тему «Африка» берет она шире, нежели «Путевые заметки». Как таковую самостоятельную книгу я предлагаю ее вниманию читателя…»

Андрей Белый , Николай Степанович Гумилев

Публицистика / Классическая проза ХX века
Искупление
Искупление

Фридрих Горенштейн – писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, – оказался явно недооцененным мастером русской прозы. Он эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». Горенштейн давал читать свои произведения узкому кругу друзей, среди которых были Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов. Все они были убеждены в гениальности Горенштейна, о чем писал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Главный интерес Горенштейна – судьба России, русская ментальность, истоки возникновения Российской империи. На этом эпическом фоне важной для писателя была и судьба российского еврейства – «тема России и еврейства в аспекте их взаимного и трагически неосуществимого, в условиях тоталитарного общества, тяготения» (И. В. Кондаков).Взгляд Горенштейна на природу человека во многом определила его внутренняя полемика с Достоевским. Как отметил писатель однажды в интервью, «в основе человека, несмотря на Божий замысел, лежит сатанинство, дьявольство, и поэтому нужно прикладывать такие большие усилия, чтобы удерживать человека от зла».Чтение прозы Горенштейна также требует усилий – в ней много наболевшего и подчас трагического, близкого «проклятым вопросам» Достоевского. Но этот труд вознаграждается ощущением ни с чем не сравнимым – прикосновением к творчеству Горенштейна как к подлинной сущности бытия...

Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Современная проза