Читаем Вычеркнутый из жизни. Северный свет полностью

Сперва ему захотелось собрать всех сотрудников и обратиться к ним с речью, но в этой идее было что-то театральное, глубоко чуждое его натуре, и он тут же отбросил ее. Он дождался десяти часов и, как обычно, пошел по коридору на утреннее совещание. Все пятеро заведующих отделами были уже там и встретили его таким глубоким молчанием, что, хотя ему было совсем невесело, он заставил себя улыбнуться:

– Ну, господа, кажется, у нас появился соперник. Насколько я могу судить, вы все уже видели это. – И он показал им афишку.

– Еще бы! Ими весь город наводнен, – сказал Хорас Балмер, заведующий отделом рекламы. – Обклеены все щиты братьев Халли. И это после всего, что мы для них сделали. Просто непорядочно.

– Деньги Сомервилла не хуже всяких других, – отрезал Мейтленд, – и, судя по всему, он собирается тратить их не скупясь.

– Интересно, сколько они заплатили Рикаби? – спросил Пул и, не получив ответа, добавил: – Гроши, наверное. Старикан спал и видел, как бы скорее уйти на покой.

– Но на что они рассчитывают при таком оборудовании? – Балмер пожал плечами, и его накрахмаленные манжеты с тяжелыми запонками съехали до кончиков пальцев. – Фенвик говорит, что там есть только плоскопечатная машина «Варфедейл». Из нее больше шести тысяч экземпляров не выжмешь.

– Не беспокойтесь, они как-нибудь устроятся. – Только Мейтленд отнесся к новостям вполне серьезно, остальные, испытывая недоумение или любопытство, отнюдь не тревожились и были даже склонны подшучивать над случившимся; он продолжил: – А если вы думаете, что они собираются по-прежнему печатать цены на мясной скот, прогнозы погоды для фермеров и виды на урожай брюквы и картошки, то глубоко ошибаетесь.

– Малкольм прав, – сказал Генри. – Нам предстоит долгая и тяжелая борьба. К их услугам будут все материалы репортеров «Утренней газеты», сообщения ее заграничных корреспондентов, статьи их синдиката – об этом позаботится их главная редакция. Кроме того, они постараются как можно выгоднее использовать городские происшествия и пустят в ход все известные им уловки и ухищрения, чтобы завоевать читателей. Я считаю, что они должны потерпеть неудачу. Я готов даже утверждать, что они непременно потерпят неудачу. Однако нам придется работать на пределе, ни на минуту не ослабляя своих усилий. Если у вас есть какие-нибудь практические предложения, я был бы рад их услышать.

Скользнув взглядом по лицам, он заметил, что Пул, который сидел, засунув руки в карманы и вытянув длинные ноги, собирается что-то сказать. Пул был высок, долговяз и отличался торчащими светло-рыжими усами и насмешливо презрительным видом. И то и другое он приобрел, пока служил в частях коммандос, вместе со страстью к спортивной тренировке, которая заставляла его вставать в шесть часов утра, чтобы успеть перед работой пробежать пять-шесть миль с секундомером в руке. Порой с ним бывало трудно ладить – как и многим отставным офицерам, ему казалось, что послевоенная жизнь обошлась с ним сурово; короче говоря, он принадлежал к тем сердитым молодым людям, которые готовы сердиться на всех, кроме себя. Но, несмотря на свою угрюмую самоуверенность, он нравился Генри, знавшему, что на него можно положиться. Теперь Пул обычным вызывающим тоном сказал:

– Я считаю, что нам надо пойти с их собственного козыря. Оживить газету. Давать материал поострее, позабористее.

– С этим я не могу согласиться, – возразил Генри. – Именно сейчас политика «Света» должна оставаться неизменной. Мы должны выстоять или погибнуть такими, какие мы есть.

Его слова были встречены одобрительными восклицаниями.

– Однако вы не можете не согласиться… я ведь говорю так не потому, что это мой отдел, а потому, что читатели любят спорт. А мы в иные дни отводим ему всего два столбца. Я предлагаю помещать более полные отчеты об играх Северной лиги и о боксерских матчах в Тайнкасле. И побольше сообщений о скачках, – добавил Пул.

– Но это же не прибавит нам рекламных объявлений! – запротестовал Балмер.

– Но именно так будут поступать они.

– Если мы спустимся до их уровня, – резко произнес Мейтленд, – с нами скоро будет покончено.

– Ну ладно, ладно, – сказал Пул обиженно и пробурчал себе под нос: – Немножко перцу нам не повредило бы.

– А не попробовать ли выпускать иллюстрированное субботнее приложение? – Это предложил Лоуренс Хедли, низенький толстяк лет пятидесяти, с розовой блестящей лысиной и застенчивыми манерами, с такой скромностью возглавлявший отдел фотоиллюстраций, что о его существовании, казалось, вспоминали, только когда он появлялся со своим треножником делать групповые снимки на ежегодном пикнике.

Мейтленд коротко рассмеялся:

– Если каждый из нас будет смотреть на дело лишь со своей колокольни, мы далеко не уедем.

– Я ведь только спросил, – пробормотал Хедли.

– Ну разумеется, Лоуренс, – примирительным тоном произнес Пейдж. – Но поговорим об этом как-нибудь в другой раз.

Наступило молчание, а потом снова заговорил Мейтленд, низко наклонив над столом кирпично-красное плоское лицо и задумчиво теребя нижнюю губу:

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Большие книги

Дублинцы
Дублинцы

Джеймс Джойс – великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. В историю мировой литературы он вошел как автор романа «Улисс», ставшего одной из величайших книг за всю историю литературы. В настоящем томе представлена вся проза писателя, предшествующая этому великому роману, в лучших на сегодняшний день переводах: сборник рассказов «Дублинцы», роман «Портрет художника в юности», а также так называемая «виртуальная» проза Джойса, ранние пробы пера будущего гения, не опубликованные при жизни произведения, таящие в себе семена грядущих шедевров. Книга станет прекрасным подарком для всех ценителей творчества Джеймса Джойса.

Джеймс Джойс

Классическая проза ХX века
Рукопись, найденная в Сарагосе
Рукопись, найденная в Сарагосе

JAN POTOCKI Rękopis znaleziony w SaragossieПри жизни Яна Потоцкого (1761–1815) из его романа публиковались только обширные фрагменты на французском языке (1804, 1813–1814), на котором был написан роман.В 1847 г. Карл Эдмунд Хоецкий (псевдоним — Шарль Эдмон), располагавший французскими рукописями Потоцкого, завершил перевод всего романа на польский язык и опубликовал его в Лейпциге. Французский оригинал всей книги утрачен; в Краковском воеводском архиве на Вавеле сохранился лишь чистовой автограф 31–40 "дней". Он был использован Лешеком Кукульским, подготовившим польское издание с учетом многочисленных источников, в том числе первых французских публикаций. Таким образом, издание Л. Кукульского, положенное в основу русского перевода, дает заведомо контаминированный текст.

Ян Потоцкий

Приключения / Исторические приключения / Современная русская и зарубежная проза / История

Похожие книги

Африканский дневник
Африканский дневник

«Цель этой книги дать несколько картинок из жизни и быта огромного африканского континента, которого жизнь я подслушивал из всего двух-трех пунктов; и, как мне кажется, – все же подслушал я кое-что. Пребывание в тихой арабской деревне, в Радесе мне было огромнейшим откровением, расширяющим горизонты; отсюда я мысленно путешествовал в недра Африки, в глубь столетий, слагавших ее современную жизнь; эту жизнь мы уже чувствуем, тысячи нитей связуют нас с Африкой. Будучи в 1911 году с женою в Тунисии и Египте, все время мы посвящали уразуменью картин, встававших перед нами; и, собственно говоря, эта книга не может быть названа «Путевыми заметками». Это – скорее «Африканский дневник». Вместе с тем эта книга естественно связана с другой моей книгою, изданной в России под названием «Офейра» и изданной в Берлине под названием «Путевые заметки». И тем не менее эта книга самостоятельна: тему «Африка» берет она шире, нежели «Путевые заметки». Как таковую самостоятельную книгу я предлагаю ее вниманию читателя…»

Андрей Белый , Николай Степанович Гумилев

Публицистика / Классическая проза ХX века
Искупление
Искупление

Фридрих Горенштейн – писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, – оказался явно недооцененным мастером русской прозы. Он эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». Горенштейн давал читать свои произведения узкому кругу друзей, среди которых были Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов. Все они были убеждены в гениальности Горенштейна, о чем писал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Главный интерес Горенштейна – судьба России, русская ментальность, истоки возникновения Российской империи. На этом эпическом фоне важной для писателя была и судьба российского еврейства – «тема России и еврейства в аспекте их взаимного и трагически неосуществимого, в условиях тоталитарного общества, тяготения» (И. В. Кондаков).Взгляд Горенштейна на природу человека во многом определила его внутренняя полемика с Достоевским. Как отметил писатель однажды в интервью, «в основе человека, несмотря на Божий замысел, лежит сатанинство, дьявольство, и поэтому нужно прикладывать такие большие усилия, чтобы удерживать человека от зла».Чтение прозы Горенштейна также требует усилий – в ней много наболевшего и подчас трагического, близкого «проклятым вопросам» Достоевского. Но этот труд вознаграждается ощущением ни с чем не сравнимым – прикосновением к творчеству Горенштейна как к подлинной сущности бытия...

Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Современная проза