Читаем Вычеркнутый из жизни. Северный свет полностью

Как-то утром, после обычного совещания, прошедшего не слишком весело, он принялся угрюмо перелистывать страницы «Хроники», которую мисс Моффат неизменно оставляла на его столе. Мисс Тингл, как он с отвращением заметил, была особенно в ударе. Отвечая на волнующий вопрос, начинавшийся так: «Дорогая Тина! Мой друг, с которым я давно гуляю, считает, что нет ничего плохого в том, чтобы до свадьбы позволить себе все…» – она с невозмутимой серьезностью писала: «Дорогая Глэдис! Ваш друг просто хочет воспользоваться вашим телом для удовлетворения своей половой потребности. Советую вам отвести его в сторонку и сказать ему спокойно: „Не прелюбодействуй“. У ваших подруг, которые легко идут на это и смеются над вашей здоровой нравственностью, несомненно, разовьется комплекс вины. И смеяться последней будете вы». А на жалобу: «Дорогая мисс Тингл! Вот уже двадцать лет мой муж, у которого ужасный характер, грубо бранит меня по любому поводу…» – она ответила в том же бодром тоне: «Моя дорогая, ваш муж эмоционально ущербен, но продолжайте окружать его любовью, несмотря на то что это трудно, и вы познаете счастье исполненного долга. Даже самая, казалось бы, безнадежная ситуация таит в себе неисчислимые возможности. Попробуйте затычки для ушей. И развейте в себе какую-нибудь страсть. К музыке, например, или к пению». Генри с отвращением перевел взгляд на колонку кратких сообщений, где изобретение надувного бюстгальтера давалось под заголовком: «ДЕВУШКИ, А ВЫ ЕГО УЖЕ ПРИОБРЕЛИ? ОН ОКРУГЛИТ ВАШЕ „ЭГО“». Потом Генри без особого восторга узнал, что какой-то человек в Брадфорде за тридцать лет брака поцеловал свою жену пятьдесят две тысячи раз, а некая мексиканка родила двухголового ребенка, но тут раздался стук в дверь, и в комнату вошел Хорас Балмер. По выражению его лица Генри догадался, что тот явился сообщить нечто неприятное, и, так как настроение Генри отнюдь не было радостным, он поглядел на вошедшего с неожиданной враждебностью. Балмер принадлежал к типу громогласных индивидуумов, которые при первой встрече обычно производят сильное впечатление. Он легко завязывал дружбу со случайными знакомыми, состоял в Клубе деловых людей, был членом всех обществ и организаций, имевшихся в Хедлстоне, начиная от масонской ложи и кончая «Благородным орденом верных северян». Он был склонен к полноте и носил двубортные голубые пиджаки, пожалуй излишне яркие. У него была странная походка: он скользил на каблуках, приподняв правое плечо, и, словно для сохранения равновесия, плавно взмахивал левой рукой, на которой, точно белый плавник, топырился мизинец, обремененный перстнем с печаткой. Никто не умел пожимать руки с большей сердечностью, никто не умел произносить избитые истины с большим самодовольством.

– Генри, у меня начались неприятности, – заявил он с обычной фамильярностью. – Нам не хотят платить за объявления по прежним расценкам. – Так как Пейдж ничего не ответил, Балмер продолжил: – Они повсюду сбивают наши цены. Ей-богу, некоторые объявления они помещают бесплатно.

– Но ведь это просто глупо.

– Не могу согласиться. По-моему, это ловкие ребята. Они везде твердят, что скоро останутся единственной газетой в городе, и предлагают долгосрочные контракты с большой скидкой. На прошлой неделе мы потеряли компанию «Хендерсон и Байлс». Даже наши самые старые клиенты заколебались. Когда я сегодня утром отправился к Уэллсби – а ведь вы знаете, как важна для нас эта фирма, – я получил заказ, но Холлидей посмотрел на меня как-то странно. Боюсь, нам остается одно.

– Что именно?

– Тоже понизить расценки.

– Нет.

– Но почему же?

– Это неэтично. И бессмысленно: если мы понизим, они понизят еще больше. Сто пятьдесят лет наши клиенты не имели никаких оснований жаловаться на нас. У нас свои деловые методы, и я не допущу, чтобы мы отступили от них, ввязавшись в разбойничью войну цен.

На лице Балмера появилось обиженное выражение.

– По-моему, вы совершаете ошибку. Но конечно, решать вам. Мое дело – предупредить. На днях я повстречался с их мистером Смитом – он ведь член моего клуба, – и, поверьте мне, у него есть голова на плечах.

– Рад это слышать, Хорас. Но ведь и вы человек деловой и опытный. Постарайтесь справиться при наших обычных расценках.

«Их мистер Смит… член моего клуба», – подумал Генри, когда Балмер ушел. У этой простой фразы был грозный подтекст. Раза два он встречался со Смитом на главной улице возле «Хроники», снимавшей этаж в здании страховой компании, и тот кланялся ему чопорно и почтительно, что, казалось, говорило о его желании сохранить дружественные отношения. Но совсем другое дело, если Смит заводит приятелей среди сотрудников «Северного света».

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Большие книги

Дублинцы
Дублинцы

Джеймс Джойс – великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. В историю мировой литературы он вошел как автор романа «Улисс», ставшего одной из величайших книг за всю историю литературы. В настоящем томе представлена вся проза писателя, предшествующая этому великому роману, в лучших на сегодняшний день переводах: сборник рассказов «Дублинцы», роман «Портрет художника в юности», а также так называемая «виртуальная» проза Джойса, ранние пробы пера будущего гения, не опубликованные при жизни произведения, таящие в себе семена грядущих шедевров. Книга станет прекрасным подарком для всех ценителей творчества Джеймса Джойса.

Джеймс Джойс

Классическая проза ХX века
Рукопись, найденная в Сарагосе
Рукопись, найденная в Сарагосе

JAN POTOCKI Rękopis znaleziony w SaragossieПри жизни Яна Потоцкого (1761–1815) из его романа публиковались только обширные фрагменты на французском языке (1804, 1813–1814), на котором был написан роман.В 1847 г. Карл Эдмунд Хоецкий (псевдоним — Шарль Эдмон), располагавший французскими рукописями Потоцкого, завершил перевод всего романа на польский язык и опубликовал его в Лейпциге. Французский оригинал всей книги утрачен; в Краковском воеводском архиве на Вавеле сохранился лишь чистовой автограф 31–40 "дней". Он был использован Лешеком Кукульским, подготовившим польское издание с учетом многочисленных источников, в том числе первых французских публикаций. Таким образом, издание Л. Кукульского, положенное в основу русского перевода, дает заведомо контаминированный текст.

Ян Потоцкий

Приключения / Исторические приключения / Современная русская и зарубежная проза / История

Похожие книги

Африканский дневник
Африканский дневник

«Цель этой книги дать несколько картинок из жизни и быта огромного африканского континента, которого жизнь я подслушивал из всего двух-трех пунктов; и, как мне кажется, – все же подслушал я кое-что. Пребывание в тихой арабской деревне, в Радесе мне было огромнейшим откровением, расширяющим горизонты; отсюда я мысленно путешествовал в недра Африки, в глубь столетий, слагавших ее современную жизнь; эту жизнь мы уже чувствуем, тысячи нитей связуют нас с Африкой. Будучи в 1911 году с женою в Тунисии и Египте, все время мы посвящали уразуменью картин, встававших перед нами; и, собственно говоря, эта книга не может быть названа «Путевыми заметками». Это – скорее «Африканский дневник». Вместе с тем эта книга естественно связана с другой моей книгою, изданной в России под названием «Офейра» и изданной в Берлине под названием «Путевые заметки». И тем не менее эта книга самостоятельна: тему «Африка» берет она шире, нежели «Путевые заметки». Как таковую самостоятельную книгу я предлагаю ее вниманию читателя…»

Андрей Белый , Николай Степанович Гумилев

Публицистика / Классическая проза ХX века
Искупление
Искупление

Фридрих Горенштейн – писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, – оказался явно недооцененным мастером русской прозы. Он эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». Горенштейн давал читать свои произведения узкому кругу друзей, среди которых были Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов. Все они были убеждены в гениальности Горенштейна, о чем писал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Главный интерес Горенштейна – судьба России, русская ментальность, истоки возникновения Российской империи. На этом эпическом фоне важной для писателя была и судьба российского еврейства – «тема России и еврейства в аспекте их взаимного и трагически неосуществимого, в условиях тоталитарного общества, тяготения» (И. В. Кондаков).Взгляд Горенштейна на природу человека во многом определила его внутренняя полемика с Достоевским. Как отметил писатель однажды в интервью, «в основе человека, несмотря на Божий замысел, лежит сатанинство, дьявольство, и поэтому нужно прикладывать такие большие усилия, чтобы удерживать человека от зла».Чтение прозы Горенштейна также требует усилий – в ней много наболевшего и подчас трагического, близкого «проклятым вопросам» Достоевского. Но этот труд вознаграждается ощущением ни с чем не сравнимым – прикосновением к творчеству Горенштейна как к подлинной сущности бытия...

Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Современная проза