Вычеркнутый из жизни. Северный свет

– Я одного не понимаю, – сказала она, словно рассуждая сама с собой, – как… если они против тебя так настроены… то есть я хочу сказать, зачем же тогда они дали Дороти двадцать гиней?

Генри решил, что дальнейшие разговоры бесполезны. Он и так уже сердился на себя за свою вспышку и с горечью думал, что эта грязная война, начавшаяся не по его вине, озлобляет и деморализует всех, кого коснется. Он знал, что должно последовать за этим происшествием, и на следующее утро его опасения полностью подтвердились. На средней полосе «Хроники» красовалась фотография его дочери в полный рост и подпись: «ДОРОТИ ПЕЙДЖ ПОЛУЧАЕТ НАШ ДЖЕКПОТ». Дороти улыбалась, держа в одной руке развернутый экземпляр «Хроники», а в другой – веер фунтовых бумажек. Собравшись с духом, Генри прочел помещенную ниже заметку:

Семнадцатилетняя Дороти Пейдж, очаровательная, живая и хорошенькая брюнетка (Почему вы не приняли участия в нашем конкурсе красоты, гадкая девочка? Как знать, быть может, вы сорвали бы и другой джекпот!), вчера сумела обнаружить нашего таинственного Человека-лотерею и упорхнула домой, унося в клювике двадцать золотых гиней. Поздравляем, Дороти!

Мисс Пейдж – Дорри для своих близких друзей (и, между прочим, дочь мистера Г. Пейджа, издателя нашего высокочтимого соперника – «Северного света») – сообщила в разговоре с нашим репортером много интересного. И она, и ее мать – благодарим вас, миссис Пейдж, – постоянные и верные читатели «Хроники», которая, по их общему мнению, наконец-то принесла в Хедлстон и вообще в здешние края дыхание молодости. Дорри, представительница младшего поколения, учится в художественной школе и не отстает от других в танцах, она любит хорошие фильмы, пластинки Джеки Диббса и – еще раз приносим извинения – «Хронику». Как и многим, многим другим, ей не по вкусу тихая застойная жизнь, ей надоела та унылая патриархальщина, которая столько лет душила все новое и передовое в нашем городе. «В конце концов, – улыбнулась Дорри, – мы живем в атомном веке, а не в каменном, мы не хотим ползти по-черепашьи, как в добрые старые дни дилижансов. Я – за рок-н-ролл! И считаю, что „Хроника“ нам очень полезна». Хорошо сказано, Дорри! И мы особенно ценим ваши слова, потому что их произнесла дочь Генри Пейджа. Наверное, наши читатели согласятся, что это – поистине высокая хвала.

Когда Генри пришел на утреннее совещание, в комнате царило уныние. Мейтленд, не поднимая головы, бросил на него исподлобья быстрый взгляд. Пул, теребя усы, внимательно рассматривал потолок, а Хедли, казалось, изо всех сил старался показать, что его здесь нет совсем. Только Балмер сидел прямо, и на его лице было написано сознание собственной правоты. Пейдж почувствовал благодарность к Мейтленду, когда тот нарушил общее неловкое молчание:

– Очень неудачно получилось, Генри, ничего не скажешь, но слезами делу не поможешь. Они ловко обработали бедную Дороти.

– Она сама во многом виновата.

– Конечно, но не могла же она догадаться, что все это означает.

– По крайней мере, они не облили нас грязью и ограничились намеком, что мы сильно устарели.

– Я бы сказал, что любая ругань была бы лучше, – угрюмо проворчал Балмер.

– Это штучки Ная, – сказал Пул. – Он у них заправляет всей лавочкой. Я на днях видел, как он играл на бильярде в «Красном льве». Ловкий тип.

– Придется просто посмеяться над случившимся, – заметил Мейтленд.