Вычеркнутый из жизни. Северный свет

Най не обратил ни малейшего внимания на этот взволнованный призыв. Лучше уж в зародыше пресекать все попытки Смита проявить свою власть, хотя он теперь гораздо реже прибегал к этому. Если Смиту нужен советчик или слушатель, которому он мог бы излить все возрастающий поток своих жалоб, пусть сам к нему придет, решил Най. Он прошел на свою половину редакции, в уютный, просторный кабинет, выходящий на Виктория-Гарденс. Здесь стояли удобные кожаные кресла, телевизор и диван. Заказанный в редкую минуту хорошего настроения, диван этот оказался только зряшной тратой денег.

Хотя держался Най сегодня утром с обычной своей небрежной самоуверенностью, в нем чувствовалось какое-то внутреннее напряжение, с каждой минутой усиливавшееся, словно он ждал чего-то. Войдя в кабинет, он сразу направился к своему письменному столу, на ходу снимая замшевые перчатки, и быстро перебрал корреспонденцию, точно предполагал найти что-то особо важное. Письмо в большом конверте со штампом «Контора городского инспектора» и с городской печатью на обратной стороне, по-видимому, и было предметом его поисков. Он быстро схватил конверт и вскрыл ногтем большого пальца. По мере того как он читал вынутую из конверта бумагу, довольная улыбка все шире расплывалась по его лицу.

«Прекрасно», – сказал он себе. Все было так, как он ожидал, вернее, как предполагал. Прочитав письмо еще раз, более медленно, он старательно спрятал его в бумажник, затем закурил сигарету и, глубоко затягиваясь, остановился в задумчивости у окна. Через несколько минут он кивнул, отошел от окна и, сев в кресло, занялся просмотром остальной почты, которая, как видно, не содержала ничего интересного. Покончив с почтой, он взялся за газеты – сначала за «Северный свет», оставив «Хронику» напоследок: формат ее к этому времени уже более или менее определился, и кто-кто, а Най точно знал, что там напечатано. Он только успел дочитать статью Генри о программе предстоящего музыкального сезона в парке, вызвавшую у него ироническую усмешку, как дверь распахнулась и в комнату стремительно вошел Смит.

– Разве вы не слышали, что я звал вас?

– Когда? – спокойно спросил Най. – Вы и в самом деле меня звали?

Смит недоверчиво покосился на своего коллегу, придвинул к себе стул – не мягкое кресло, а жесткий стул – и многозначительно посмотрел на часы-браслет:

– Вы сегодня немножко опоздали, а?

– Вы же знаете, что я не любитель рано вставать. Не тот характер. Что-нибудь новенькое?

– Да, есть кое-что. – Он мрачно помолчал. – Телеграмма от Грили. Он снова приезжает.

– Когда?

– Сегодня. Поезд приходит в Тайнкасл в половине третьего. Придется выслать за ним машину. Конечно, я сам поеду встречать его. Я очень беспокоюсь, Леонард. По-моему, дело наше худо.

Приезд Грили, коммерческого директора треста, – Най не мог этого не признать – никогда не предвещал ничего хорошего: он с поистине собачьим нюхом умел выискивать все промахи в бухгалтерских отчетах и намертво зарезать статьи расходов. Но сейчас его посещение, третье за последние полтора месяца, грозило куда более серьезными последствиями, Най ждал его и знал, что оно повлечет за собой катастрофу.

– И почему только он не летит? – огорчился Смит, сосредоточенно изучая телеграмму, которую держал перед глазами, словно хотел вызубрить наизусть. – До аэродрома куда проще добираться.

– Коммерческий директор никогда в жизни не летал. Он человек осторожный, вроде вас.

– Сейчас не до шуток, Най. Неужели вы не видите, какими серьезными последствиями грозит это нам обоим? Если, конечно, не удастся его переубедить. Мы уже почти исчерпали отпущенные нам средства. Лондон разговаривал со мной вчера очень странно. Когда они отозвали Тингл, я понял, что это плохой признак. А на прошлой неделе в дирекции Сомервилл и вовсе поставил все точки над i. Когда он в марте вызывал нас обоих, нам уже сильно досталось. А на этот раз он такого задал мне жару. Мы должны любой ценой повысить тираж, иначе… Я ужасно волнуюсь.