Читаем Вычеркнутый из жизни. Северный свет полностью

– Да как ты можешь говорить такое?! – Он весь вспыхнул. – После того как у нас появились дети, ты сама потребовала отдельную комнату, а я всего себя отдал работе… да я никогда ни на одну женщину даже не взглянул. Ты знаешь нравы нашего городка… то, о чем ты говоришь, просто немыслимо.

– Только не для Коры. – Алису начало трясти, она говорила все быстрее и быстрее. – Можешь утверждать, что я отношусь к ней предвзято, что никогда ее не любила, но в ней есть что-то такое… она простая женщина, но я не уверена, что она порядочная женщина. Слишком много в ней чувственности… уж можешь мне поверить: ты же знаешь, что я этого терпеть не могу. Да она любого мужчину опутает, если захочет. И по-моему, она бы с радостью променяла Дэвида на тебя. Да и ты, не сомневаюсь, в глубине души предпочитаешь ее мне.

Пораженный, Генри раскрыл было рот, но сдержался. Алиса даже испугалась, увидев, как больно она его ранила. Он весь побелел, точно она сказала нечто такое, о чем он ни разу прежде не думал, но что теперь никогда уже не выйдет у него из головы. Алиса вдруг почувствовала, что больше не выдержит. Ей захотелось кричать, она понимала, что сейчас на нее «найдет», и хотела только одного – чтобы это поскорее случилось. Веки у нее задергались, щека задрожала от тика. Она почувствовала, что вся леденеет, и не успела подняться с кресла, как каблуки ее забили дробь по полу.

Генри поспешно пересек комнату и нагнулся над женой:

– Не надо, Алиса, пожалуйста… только не так громко… ты разбудишь Дороти.

– О-о… Генри… Генри…

– Успокойся, Алиса… ты же знаешь, как эти припадки плохо отражаются на тебе.

При виде его бледного, встревоженного лица, низко склонившегося над ней, Алиса со свойственной истеричкам переменчивостью ударилась в другую крайность и обвила его шею руками:

– Ну и пусть! Так мне и надо! Я ревнивая, глупая женщина… но я должна была… должна была выговориться… Прости меня, Генри. Я сделаю для тебя все, что ты захочешь… буду работать, буду голодать ради тебя… пройду сквозь огонь и воду… все сделаю. Ты же знаешь, каких мук стоило мне появление на свет наших детей. Ты знаешь, как я страдала, Генри, я ведь такая маленькая. Доктор Бард может рассказать тебе. Как это говорится?.. Я была уже под сенью смерти. И все ради тебя, Генри. С тех пор как я увидела тебя в аудитории профессора Скотта, я поняла, что ты мой избранник. Помнишь «Уголок», Генри, и пшеничные лепешки, и площадку для гольфа в Галлане? Я подпишу эту бумагу. Я так хочу. Хочу. Дай мне ее сейчас же… и перо… скорее… скорее.

– Утром, Алиса. Сейчас… сейчас ты слишком устала.

Волосы у нее растрепались, и казалось, вот-вот начнется новый приступ, но, к счастью, в эту минуту вернулась Ханна и, не теряя времени, даже не сняв пальто, прошла прямо в комнату. С присущими ей предусмотрительностью и спокойной находчивостью она тотчас принесла нюхательную соль и ароматический уксус, затем молча, без всякой суеты помогла Генри успокоить Алису.

– Ну, вот все и в порядке, миссис Пейдж, – наконец сказала она. – Полежите немножко здесь, а потом подниметесь к себе в спальню.

– Спасибо, Ханна. Вы так добры ко мне, – прошептала Алиса. – Вы все так добры ко мне.

И она улыбнулась Генри. В ней произошла полная перемена, она видела все в более мягком свете; наступила реакция, и ей от души хотелось слушаться мужа, выполнить малейшее его желание. Несколько минут она полежала на диване, потом Ханна пошла в кухню подогреть молоко, а она с помощью мужа поднялась к себе наверх. Когда принесли молоко, Алиса была уже в постели. Она с благодарностью выпила его, ее рука все еще немного дрожала, и она чуть не пролила горячую жидкость на недавно вычищенное пуховое одеяло. Потом она проглотила тройную дозу брома, которую дал ей Генри. И когда Ханна ушла, сказала очень спокойно и тихо, чуть не шепотом:

– Дай бумагу, Генри.

Он посмотрел на нее с прежним странным выражением, затем молча вынул бумагу и снял колпачок с вечного пера. Повернувшись на бок и облокотившись на подушку, Алиса поставила свою подпись там, где был сделан крестик карандашом.

– Вот, Генри. Видишь, на что я ради тебя иду? Спокойной ночи, дорогой, и да благословит тебя Бог!

Он выключил свет и ушел, она закрыла глаза. Ей было покойно и легко от сознания, что она выполнила свой долг. И она тут же заснула, думая почему-то о старенькой мисс Таггарт, которая держала кафе «Уголок» по дороге на Норт-Берик и носила брошь из дымчатого кварца в виде чертополоха – национального символа Шотландии.

Глава 11

Несколько недель спустя, 21 июня утром – дню этому суждено было стать памятным, – Леонард Най в начале одиннадцатого вошел в редакцию «Хроники», расположенную в только что выстроенном здании страховой компании. По утрам Най не отличался разговорчивостью, а потому он даже не ответил на приветствие Питера, молодого человека, сидевшего на коммутаторе. Проходя по коридору, Най слышал, как Смит, узнав его по шагам, крикнул в открытую дверь:

– Это вы, Леонард? – Потом громче: – Зайдите ко мне.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Большие книги

Дублинцы
Дублинцы

Джеймс Джойс – великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. В историю мировой литературы он вошел как автор романа «Улисс», ставшего одной из величайших книг за всю историю литературы. В настоящем томе представлена вся проза писателя, предшествующая этому великому роману, в лучших на сегодняшний день переводах: сборник рассказов «Дублинцы», роман «Портрет художника в юности», а также так называемая «виртуальная» проза Джойса, ранние пробы пера будущего гения, не опубликованные при жизни произведения, таящие в себе семена грядущих шедевров. Книга станет прекрасным подарком для всех ценителей творчества Джеймса Джойса.

Джеймс Джойс

Классическая проза ХX века
Рукопись, найденная в Сарагосе
Рукопись, найденная в Сарагосе

JAN POTOCKI Rękopis znaleziony w SaragossieПри жизни Яна Потоцкого (1761–1815) из его романа публиковались только обширные фрагменты на французском языке (1804, 1813–1814), на котором был написан роман.В 1847 г. Карл Эдмунд Хоецкий (псевдоним — Шарль Эдмон), располагавший французскими рукописями Потоцкого, завершил перевод всего романа на польский язык и опубликовал его в Лейпциге. Французский оригинал всей книги утрачен; в Краковском воеводском архиве на Вавеле сохранился лишь чистовой автограф 31–40 "дней". Он был использован Лешеком Кукульским, подготовившим польское издание с учетом многочисленных источников, в том числе первых французских публикаций. Таким образом, издание Л. Кукульского, положенное в основу русского перевода, дает заведомо контаминированный текст.

Ян Потоцкий

Приключения / Исторические приключения / Современная русская и зарубежная проза / История

Похожие книги

Африканский дневник
Африканский дневник

«Цель этой книги дать несколько картинок из жизни и быта огромного африканского континента, которого жизнь я подслушивал из всего двух-трех пунктов; и, как мне кажется, – все же подслушал я кое-что. Пребывание в тихой арабской деревне, в Радесе мне было огромнейшим откровением, расширяющим горизонты; отсюда я мысленно путешествовал в недра Африки, в глубь столетий, слагавших ее современную жизнь; эту жизнь мы уже чувствуем, тысячи нитей связуют нас с Африкой. Будучи в 1911 году с женою в Тунисии и Египте, все время мы посвящали уразуменью картин, встававших перед нами; и, собственно говоря, эта книга не может быть названа «Путевыми заметками». Это – скорее «Африканский дневник». Вместе с тем эта книга естественно связана с другой моей книгою, изданной в России под названием «Офейра» и изданной в Берлине под названием «Путевые заметки». И тем не менее эта книга самостоятельна: тему «Африка» берет она шире, нежели «Путевые заметки». Как таковую самостоятельную книгу я предлагаю ее вниманию читателя…»

Андрей Белый , Николай Степанович Гумилев

Публицистика / Классическая проза ХX века
Искупление
Искупление

Фридрих Горенштейн – писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, – оказался явно недооцененным мастером русской прозы. Он эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». Горенштейн давал читать свои произведения узкому кругу друзей, среди которых были Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов. Все они были убеждены в гениальности Горенштейна, о чем писал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Главный интерес Горенштейна – судьба России, русская ментальность, истоки возникновения Российской империи. На этом эпическом фоне важной для писателя была и судьба российского еврейства – «тема России и еврейства в аспекте их взаимного и трагически неосуществимого, в условиях тоталитарного общества, тяготения» (И. В. Кондаков).Взгляд Горенштейна на природу человека во многом определила его внутренняя полемика с Достоевским. Как отметил писатель однажды в интервью, «в основе человека, несмотря на Божий замысел, лежит сатанинство, дьявольство, и поэтому нужно прикладывать такие большие усилия, чтобы удерживать человека от зла».Чтение прозы Горенштейна также требует усилий – в ней много наболевшего и подчас трагического, близкого «проклятым вопросам» Достоевского. Но этот труд вознаграждается ощущением ни с чем не сравнимым – прикосновением к творчеству Горенштейна как к подлинной сущности бытия...

Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Современная проза