Вычеркнутый из жизни. Северный свет

Он не останется. Не может остаться. Дэвид повернулся и бросился вниз по лестнице с такой стремительностью, что с разгона перебежал мостовую перед проезжавшим мимо автомобилем. Даже не заметив этого, он пошел дальше, твердо уверенный, что неожиданный и необъяснимый отъезд отца как-то связан с мучительной, страшной тайной, которую он никак не мог отгадать и которая, словно нефтяная пленка, появляющаяся иногда на слидонском взморье, незаметно оскверняла все и вся. Он с трудом взял себя в руки. Что же делать дальше? Отправиться на Хенли-драйв? Но искать совета или объяснения у матери бесполезно. Однако он не может вернуться в Слидон ни с чем, чтобы снова час за часом размышлять в тягостном одиночестве. Есть еще выход. И хотя он знал, как невыносимо труден для него такой шаг, он не колебался – рано или поздно этого все равно не избежать.

Здание страховой компании было совсем близко. Дэвид пересек бульвар и уже через пять минут стоял перед входом, читая указатель. «Хроника» помещалась на третьем этаже. Он вошел не сразу, а принялся расхаживать по тротуару, повторяя про себя то, что намеревался сказать, призывая на помощь все свои душевные и физические силы. Он знал, что теряется в критическую минуту, и твердо решил на этот раз не поддаваться слабости. Однако такая подготовка привела к обратному результату: пока он рисовал себе предстоящую встречу, представляя, какие ему будут нанесены оскорбления и как он на них ответит, в нем стал закипать гнев, горло сжала судорога, во рту пересохло.

Ожидание становилось невыносимым. Он резко и неловко повернулся, кинулся в подъезд, проскочил мимо лифта и, не переводя дыхания, взбежал на третий этаж. На матовом стекле двери сияли золотые буквы: «Хедлстонское отделение „Ежедневной хроники“». Он вошел, не постучав.

Его сразу ошеломила атмосфера бездеятельности и пустоты. Юноша лет семнадцати что-то лениво выстукивал на машинке, сидя за низким столом, поставленным боком у окна, рядом с доской коммутатора. Не узнавая собственного голоса, Дэвид сказал, что хочет видеть Ная. Юноша откинулся и посмотрел на него через плечо:

– Его здесь нет. Он уехал в Тайнкасл… – И, отвечая на недоверчивый взгляд Дэвида, добавил: – Их тут никого нет. Мистер Смит в Моссберне, в главной редакции.

Дэвид никак не мог ему поверить – он уже слишком настроился, что сейчас все выяснит. В конце узкого коридорчика виднелись двери двух остальных комнат, составлявших все помещение хедлстонского отделения «Хроники». Он быстро заглянул в каждую. Никого. Он пошел назад в приемную.

– Когда он вернется? – спросил Дэвид.

– А я откуда знаю? – сердито огрызнулся юноша. – Тут сейчас никакой работы не ведется… то есть почти никакой. Сегодня его, наверное, совсем не будет.

– Совсем не будет, – глухо повторил Дэвид, постоял еще немного и вышел.

На улице он опять остановился в нерешительности, все еще сжимая кулаки, обессиленный горьким разочарованием. Ничего не узнал, ничего не уладил, ничего не добился. Его захлестнуло всепоглощающее ощущение собственной никчемности. Уже наступил час ланча. По тротуару сновали прохожие; люди, подгоняемые дождем, то и дело толкали его, а он все стоял, не зная, на что решиться, и в ушах у него звенело от прилившей к голове крови.

Наконец он медленно побрел к площади Виктории. Оставалось только вернуться в Слидон. Автобус, на этот раз полный, тронулся почти сразу. Дэвид занял свободное место в середине салона, тщетно стараясь совладать с волнами путаных мыслей, которые накатывали на него. Не прошло и нескольких минут, как он уже убедил себя, что все остальные пассажиры не спускают с него глаз, рассматривая его насмешливо или с нескрываемой ненавистью. Он сидел, не поднимая головы, упорно глядя в пол, не в силах вызвать в душе то холодное равнодушие, с каким обычно встречал враждебное внимание толпы. До самого Слидона он так и не сумел побороть охватившее его смятение – наоборот, оно еще усилилось. Приехав в Слидон, он торопливо зашагал к своему коттеджу, но и быстрая ходьба не успокоила его.

Сначала ему показалось, что дома никого нет, но в кухне на плите закипал чайник, а потом он увидел за окном Кору – она гуляла в саду по усыпанной гравием дорожке. Любезная снисходительность, невозмутимая рассеянность, с какими он обычно принимал ее услуги, исчезли под натиском ревности, неуверенности. Кроме того, он видел, что она страдает. Как и в первые дни их знакомства в Скарборо, он чувствовал, что его непреодолимо тянет к ней и что она ему необходима. Он готов был сейчас же подняться в спальню, позвать ее из окна и ласкать, ласкать… Нет, надо успокоиться. Нельзя, чтобы она узнала о царящем в его мыслях смятении, о его бесполезной поездке – он не должен усугублять гнетущую ее тяжесть. Дэвид поднялся в мансарду и сел за свой простой письменный стол. Доктор Ивенс рекомендовал ему для успокоения брать лист бумаги и быстро, не задумываясь, записывать все мысли, теснящиеся в голове. Он схватил ручку, ища избавления.