Читаем Вычеркнутый из жизни. Северный свет полностью

Но младший из полисменов ударом дубинки уже сбил замок, Пола втащили в подъехавшую полицейскую машину и быстро увезли. Он был в таком состоянии, что едва ли понимал, что с ним происходит, пока его не втолкнули в камеру, да так, что он стукнулся лбом о цементный пол. Это ничего не убавило и не прибавило к страшной головной боли, ни на секунду не отпускавшей его, наоборот – даже вывело его из оцепенения. Во всяком случае, Пол застонал. Этот стон произвел самое нежелательное впечатление на троих полисменов, охранявших его и уже достаточно разозленных хлопотами, которые по его милости выпали им на долю.

– Очухивается помаленьку, скотина этакая. Хмель-то, видать, выходит, – заметил один из них.

– Нет, он вовсе не пьян, – возразил сержант Джапп.

Третий полисмен, толстяк, все еще был красным и злился: в общей свалке кто-то ударил его в живот.

– Пьяный он там или не пьяный, а это ему даром не пройдет.

Он наклонился, схватил Пола за шиворот, тряхнул и поднял, как мешок с мукой. Затем сжал кулак и ударил между глаз. Кровь хлынула у Пола из носу. Он упал как подкошенный и остался лежать неподвижно.

– Не надо было этого делать, – холодно произнес сержант Джапп. – Он свое получит… И скоро.

Когда дверь камеры с лязгом захлопнулась, скрыв от них жалкого, скрюченного в углу человека, младший из полисменов смущенно засмеялся.

– Так или иначе, – сказал он, как бы успокаивая свою совесть, – он сам этого хотел.

Глава 8

День был уже в разгаре, когда Пол начал смутно сознавать окружающее. Он долго лежал, не шевелясь и не спуская глаз с единственного источника света в камере – зарешеченного окошка под самым потолком. Затем чуть ли не на четвереньках подполз к кувшину, стоявшему в ногах дощатых нар. Наклонив его, он напился и слегка смочил распухшее лицо. Вода была холодная и освежающая, но лицо его тотчас стало гореть.

Пол сел на нарах. Голова болела уже не так нестерпимо. Вдруг он с удивлением заметил, что ему трудно дышать: каждый вдох режущей болью отдавался в левом боку. И тут же сделал открытие: чтобы избегнуть этой боли, вернее, уменьшить ее, надо дышать не так глубоко, в полвдоха. Разумеется, тогда приходилось дышать чаще, но это его не тяготило.

Пока он сидел на нарах, стараясь приспособиться к этому новому положению, дверь камеры внезапно отворилась, пропуская какого-то человека. Вглядевшись в него опухшими глазами, Пол узнал начальника полиции Дейла.

Дейл долго и молча смотрел на Пола, как бы изучая его во всех подробностях. В противоположность их предыдущей встрече он держался отчужденно, и выражение его лица было необычно сурово. Когда он заговорил, голос его звучал спокойно и сдержанно:

– Итак, вы пренебрегли моим советом. Насколько мне помнится, я рекомендовал вам уехать домой. Но нет, вам это пришлось не по вкусу. Вы предпочли остаться и учинить скандал. Вот и угодили сюда, как я предсказывал. Только теперь вам придется хуже, много хуже.

Опять наступило молчание.

– Вы, конечно, вообразили себя героем, оказав открытое неповиновение моему сержанту, и решили, что это вам сойдет. Шутка ли, столько времени еще проболтаться на свободе. Но не обманывайте себя, друг мой. Все это время вы жили моими благодеяниями. Я бы мог в любую минуту схватить вас. Но почему-то, даже вопреки рассудку, мне хотелось дать вам возможность спастись. А вы ею не воспользовались. – Дейл осклабился, обнажив крепкие зубы. – Ну а теперь, судя по вашему виду, вы в прескверном состоянии. Может быть, мои молодчики слишком круто с вами обошлись? Что ж, обижаться не приходится! Полисмену при исполнении обязанностей не оказывают сопротивления. Пеняйте только на себя.

Опять молчание. Начальник полиции, казалось, ждал, что Пол заговорит, более того – надеялся, что он скомпрометирует себя каким-нибудь неудачно выбранным словом. Но едва Дейл переступил порог камеры, Пол решил молчать. Его час еще придет, на суде. Со странным чувством отрешенности слушал он, как Дейл говорил:

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Большие книги

Дублинцы
Дублинцы

Джеймс Джойс – великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. В историю мировой литературы он вошел как автор романа «Улисс», ставшего одной из величайших книг за всю историю литературы. В настоящем томе представлена вся проза писателя, предшествующая этому великому роману, в лучших на сегодняшний день переводах: сборник рассказов «Дублинцы», роман «Портрет художника в юности», а также так называемая «виртуальная» проза Джойса, ранние пробы пера будущего гения, не опубликованные при жизни произведения, таящие в себе семена грядущих шедевров. Книга станет прекрасным подарком для всех ценителей творчества Джеймса Джойса.

Джеймс Джойс

Классическая проза ХX века
Рукопись, найденная в Сарагосе
Рукопись, найденная в Сарагосе

JAN POTOCKI Rękopis znaleziony w SaragossieПри жизни Яна Потоцкого (1761–1815) из его романа публиковались только обширные фрагменты на французском языке (1804, 1813–1814), на котором был написан роман.В 1847 г. Карл Эдмунд Хоецкий (псевдоним — Шарль Эдмон), располагавший французскими рукописями Потоцкого, завершил перевод всего романа на польский язык и опубликовал его в Лейпциге. Французский оригинал всей книги утрачен; в Краковском воеводском архиве на Вавеле сохранился лишь чистовой автограф 31–40 "дней". Он был использован Лешеком Кукульским, подготовившим польское издание с учетом многочисленных источников, в том числе первых французских публикаций. Таким образом, издание Л. Кукульского, положенное в основу русского перевода, дает заведомо контаминированный текст.

Ян Потоцкий

Приключения / Исторические приключения / Современная русская и зарубежная проза / История

Похожие книги

Африканский дневник
Африканский дневник

«Цель этой книги дать несколько картинок из жизни и быта огромного африканского континента, которого жизнь я подслушивал из всего двух-трех пунктов; и, как мне кажется, – все же подслушал я кое-что. Пребывание в тихой арабской деревне, в Радесе мне было огромнейшим откровением, расширяющим горизонты; отсюда я мысленно путешествовал в недра Африки, в глубь столетий, слагавших ее современную жизнь; эту жизнь мы уже чувствуем, тысячи нитей связуют нас с Африкой. Будучи в 1911 году с женою в Тунисии и Египте, все время мы посвящали уразуменью картин, встававших перед нами; и, собственно говоря, эта книга не может быть названа «Путевыми заметками». Это – скорее «Африканский дневник». Вместе с тем эта книга естественно связана с другой моей книгою, изданной в России под названием «Офейра» и изданной в Берлине под названием «Путевые заметки». И тем не менее эта книга самостоятельна: тему «Африка» берет она шире, нежели «Путевые заметки». Как таковую самостоятельную книгу я предлагаю ее вниманию читателя…»

Андрей Белый , Николай Степанович Гумилев

Публицистика / Классическая проза ХX века
Искупление
Искупление

Фридрих Горенштейн – писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, – оказался явно недооцененным мастером русской прозы. Он эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». Горенштейн давал читать свои произведения узкому кругу друзей, среди которых были Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов. Все они были убеждены в гениальности Горенштейна, о чем писал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Главный интерес Горенштейна – судьба России, русская ментальность, истоки возникновения Российской империи. На этом эпическом фоне важной для писателя была и судьба российского еврейства – «тема России и еврейства в аспекте их взаимного и трагически неосуществимого, в условиях тоталитарного общества, тяготения» (И. В. Кондаков).Взгляд Горенштейна на природу человека во многом определила его внутренняя полемика с Достоевским. Как отметил писатель однажды в интервью, «в основе человека, несмотря на Божий замысел, лежит сатанинство, дьявольство, и поэтому нужно прикладывать такие большие усилия, чтобы удерживать человека от зла».Чтение прозы Горенштейна также требует усилий – в ней много наболевшего и подчас трагического, близкого «проклятым вопросам» Достоевского. Но этот труд вознаграждается ощущением ни с чем не сравнимым – прикосновением к творчеству Горенштейна как к подлинной сущности бытия...

Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Современная проза