Вычисляя звезды

Паркер вывел двигатель на полную предвзлетную мощность. Самолет тряхнуло, будто его сзади от души пнул великан. Паркер немедля отпустил тормоза и врубил режим форсажа. Вой двигателя многократно усилился, и самолет устремился по взлетной дорожке к горизонту, а меня вдавило в спинку кресла так, как никогда даже и близко не вдавливало на самолетах, пилотировать которые мне доводилось прежде. «Т-38» оторвался от взлетной настолько плавно, что мне захотелось в ладоши захлопать, но полет-то был тренировочным, а вовсе не экскурсионным, так что от явного выказывания восторгов я вовремя воздержалась.

Я наблюдала за приборами и за окружающим миром, а за бортом вокруг нас, будто став жидким, тек воздух.

Господи, самолет был воистину прекрасен, и мое отношение к нему, похоже, было вовсю под стать тому благоговению, какое язычники, поди, испытывали по отношению к обожествляемым ими изваяниям.

– Йорк. – Паркер заложил крутой вираж к югу и поддал тяги, а меня, разумеется, снова ощутимо вдавило в спинку кресла.

– Да, сэр?

Он же не собирается передать управление самолетом мне, не так ли? Во всяком случае, пока не собирается.

– У меня… У меня имеется проблема, и мне требуется от тебя одолжение.

– Слушаю тебя.

– Да уж, послушай меня, послушай! – На мгновение в Паркера вновь вселился придурок, но затем послышался тяжкий вздох, и Паркер, опять перевоплотившись в моего собрата-пилота, продолжил: – Смотри… Посмотри. Ты и Малуф – единственные, кто знает о том, что у меня проблемы с ногой.

К чему он клонит?

– Я никому… Я ни с кем о том ни словом не обмолвилась.

– Знаю. – Он снова вздохнул. – Спасибо.

– Что?.. – Все в текущем сейчас разговоре сбивало меня с толку. Да и почему он не затеял его еще на земле? – Чего ты от меня хочешь? – все же спросила я.

К нашему фонарю снизошли облака, и все пространство вокруг стало безликим серебристо-серым. Паркер тут же устремил самолет вверх, и вскоре мы вынырнули из верхнего слоя облаков, и над нами воцарилось голубое-преголубое небо.

– Боже! – невольно вырвалось у меня.

Прошло уже порядком времени с тех пор, как я в последний раз видела столь ослепительно ясную синеву… А еще здесь было ничем не затуманенное солнце, и оно, несмотря на светофильтр на моем летном шлеме, вышибло из моих глаз слезы.

– Н-да… – Паркер снова вздохнул. – Впечатляюще, но все ж не космос… Мне нужно показаться врачу. Моя нога временами покрывается мурашками, и ее точно иголками изнутри колет, а затем ни с того ни с сего она просто отказывается действовать. Проблема заключается в том, что меня отстранят от полетов, если хотя бы заподозрят, что со мною что-то неладно.

– Так отправляйся не к нашему летному, а к стороннему врачу, и он тебя, сохраняя, разумеется, врачебную тайну, подлечит.

Паркер издал самый горький смешок, который я когда-либо от него – да, пожалуй, и от кого-либо еще – прежде слышала.

– Полагаешь, мне это в голову не приходило? Еще как приходило, да только я – первый человек, побывавший в космосе. Я пойти никуда не могу без того, чтобы за мной не увязались искатели жареного – репортеры. Мне без их гнусных взглядов ни чихнуть не удается, ни со своими сыновьями в мяч поиграть, ни… Я даже навестить сво…

Он умолк на полуслове, и некоторое время единственными звуками, что доносились до меня, были шипение кислорода, мое собственное дыхание да свист воздуха, обтекающего наш самолет.

– Не можешь навестить своего?..

– Представь себе, не могу посетить в открытую своего собственного врача. – Произнес он, но я была почти уверена, что сказать изначально он намеревался нечто совершенно иное. – Если я сертифицирую тебя на «Т-38», позволишь ли ты мне, используя наши с тобой учебные полеты, маскировать мои визиты к врачу?

Стремясь выиграть время, я спросила:

– Что именно ты задумал? Я имею в виду… Неужели отправишь меня в небо одну, а сам незаметно улизнешь на прием к врачу?

– Нет. Конечно же, нет. Но неподалеку, если мы говорим о расстояниях, которые запросто покрывает «Т-38», находится подходящая для моих целей клиника, а поблизости – приемлемая взлетно-посадочная. Мы приземляемся там, и я направлюсь в клинику. Затем вернусь, и мы продолжим полет.

– Ты предлагаешь мне всего лишь «Т-38», но не место в ракете?

– Чего не могу, того не могу. – Его голова в шлеме повернулась, будто Паркер намеревался в очередной раз оглянуться. – У меня, разумеется, есть право голоса в Совете, но последнее, решающее слово все же не за мной. И кроме того, буду с тобой предельно откровенен. Скажу, что, будь на то моя воля, в Программе вообще не было бы женщин. Во всяком случае, до поры до времени уж точно бы не было.

– А известно ли тебе, что часов я налетала больше, чем ты?

– Да, известно. И знаю я и о «Мессершмиттах», и о стрельбе по мишеням, и обо всяких прочих подвигах, что вы, «ОСы», когда-то совершали, да только все ваши достижения летчику-испытателю без надобности. Скажу больше – присущие вам привычка к риску и самонадеянность явились бы для испытателя тяжкой обузой, а что уж говорить о тех, кто занят делом там, за пределами атмосферы.