Вычисляя звезды

– Нет. Не хочу отрывать тебя от работы. И Пузырь по-прежнему нуждается в моих расчетах. А если меня на рабочем месте не будет, то миссис Роджерс придется перепланировать задачи для всех моих коллег, а я доставлять неприятности более никому не желаю.

Он приложил палец к моим губам.

– Пузырь и миссис Роджерс потерпят, ты же останешься здесь и произведешь требуемые расчеты. Договорились?

Я кивнула.

Разумеется, я стану полезной и произведу все расчеты, которые моему мужу сейчас требуются.

– Отлично. А теперь, Элма, вот… – Он встал и, порывшись в ящике своего стола, выудил оттуда листок бумаги. Протянул его мне. – Вот список оборудования с полной спецификацией, необходимого навскидку для посадки на Луну. Рассчитай, пожалуйста, сколько запусков нам потребуется, чтобы все это добро вывести на орбиту.

Я пододвинула кресло поближе к столу.

– А какого типа ракеты для поднятия груза на орбиту будут использованы?

– Ракеты класс «Юпитер». – Он положил руку мне на спину. – Просто посиди пока здесь и поработай. Я скоро вернусь.

19

ДЕТОРОЖДЕНИЕ В КОСМОСЕ ВПОЛНЕ ВОЗМОЖНО

Психологи считают, что человек вполне способен произвести на свет детей, приспособленных к новой, космической среде.

ГЛЭДВИН ХИЛЛ

Специально для «Нэшнл таймс». ЛОС-АНДЖЕЛЕС, штат Калифорния, 19 сентября 1956 года

Сегодня на собрании ведущих ученых, изучающих экспансию в космосе, всерьез обсуждалась возможность находящихся вне Земли супружеских пар зачать, а впоследствии и дать рождение детям.

Вскоре я рассчитала, что лунная миссия может вполне быть осуществлена с помощью пяти запусков ракет класса «Юпитер» или двух ракет находящегося еще в разработке, но уже почти готового к эксплуатации класса «Сириус». А еще я поняла, что те уравнения, которые Натаниэль мне подсунул, были даны мне лишь ради того, чтобы я пришла в себя. Я еще раз проверила цифры, и они оказались совершенно верными. Сделав медленный, глубокий вдох, я отложила карандаш и подняла глаза.

Оказалось, что передо мной на кресле с противоположной стороны стола сидит Натаниэль. Перед ним лежал отчет, и он, изучая его, едва слышно постукивает по столу тыльной стороной карандаша.

– Уверен, что ты уже полностью успокоилась. – Он отложил карандаш и посмотрел на меня. – Хочешь поговорить со мной о своих проблемах?

– Тут и говорить-то особо не о чем.

Он, хмыкнув, кивнул и вновь постучал карандашом по столу.

– Не против, если я задам тебе вопрос?

– Разумеется, не против.

– Если тебя в моих словах что-либо огорчит, только скажи, и мы немедленно сменим тему.

– Я уже сказала, что успокаивать меня нужды нет.

Натаниэль разом поднял обе руки, сдаваясь.

– Ладно. Хорошо. – Он положил руки обратно на стол и прочистил горло. – Пойми, твоя скрытность меня вовсе не расстраивает, но я все же волнуюсь за тебя. Итак… На каком ты сроке?

– На каком сроке? – Я в непонимании взглянула на бумаги, и тут в мозгу моем произошла вспышка, и я от души рассмеялась и тут же ему сообщила: – Я не беременна.

– Ой ли?

– У меня были мои… На прошлой неделе у меня были обычные месячные. Разве не помнишь?

– И то верно. – Он потер лоб. – Так почему же тебя то и дело рвет?

– Сама не знаю. В общем, я совершенно точно не беременна.

Он пристально наблюдал за мной, а я… Я вдруг ощутила, что в легких у меня вовсе нет воздуха.

– Так от чего же тебя тем не менее то и дело рвет?

Я все же умудрилась сделать глубокий вдох. Понимая, что если уклонюсь от прямого ответа, то этим только еще больше встревожу его, выложила:

– Я… Я прихожу в ужас каждый раз, когда вынуждена выступать перед аудиторией. Возможно, причиной тому моя мама и ее, помнишь ли, вечное «Что подумают о тебе люди?».

– Ты понимаешь, что я просто беспокоюсь о тебе. Ведь верно? – Натаниэль, сосредоточенно глядя на меня, потянулся к моей руке.

– Понимаю. Сообщаю тебе, что так плохо мне не было с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать. Мама моя тогда вовсю беспокоилась о впечатлении, производимом на окружающих. Производимом ею самой и мною. Своим, видимо, потому что только-только в очередной раз выскочила замуж, а моим… Я, по ее мнению, всегда должна была выглядеть идеальной. Всегда. Всегда и во всем… И… И… Так я тогда ее устремлений не понимала.

– Ясно. И мнение Клемонса о тебе, ты считаешь, более-менее соответствует мнению других людей?

Я кивнула и, зажав рот руками, заплакала. Слава богу, хоть не зарыдала в голос, а заплакала лишь едва-едва.

Натаниэль встал и обошел стол. Опустился на колени рядом с моим креслом и обнял меня.

– Он собой ничего не представляет. Понимаешь? Он позвал меня сегодня потому, что люди считают тебя умной, храброй, веселой и доброй и хотят быть похожими на тебя. А знаешь, что сказал президент Бреннан?

Плач свой я утихомирила и, все еще прижимая руки ко рту, покачала головой.