Контраст между интерьерами полностью покрытого светло-голубой штукатуркой и позолотой банкетного зала, арендованного для бар-мицвы Томми, и залом для слушаний конгресса в Новом Капитолии – здоровенные гранитные квадраты по стенам, обрамленные полосами из сияющей нержавеющей стали – разительнее и быть не мог. Да и вообще весь Новый Капитолий являл собой идеал строгой, современной эстетики постметеорного стиля.
Я очутилась в том зале слушаний вместе с Натаниэлем во время рассмотрения специально созданной правительственной комиссией причин крушения «Ориона-27».
Едва я вернулась из Калифорнии, как Натаниэль временно востребовал меня из отдела вычислений в помощь себе для обработки данных, необходимых для предстоящих слушаний. Разумеется, и другие вычислительницы справились бы с той работой меня не хуже, да только выбор Натаниэля не вызвал ни у кого возражений, поскольку мне единственной из всех был отлично знаком его весьма замысловатый почерк.
В итоге за два месяца мы подготовили исчерпывающие отчеты со множеством графиков и алфавитных указателей. Кроме того, было решено, что если конгрессмены запросят конкретные числа, которыми не располагал Натаниэль, то их предоставлю им я. Во всяком случае, таков был наш план.
На второй день слушаний Мейсон – сенатор от Северной Каролины, – нахмурившись, потребовал разъяснений.
– Подождите минуточку, сэр, – неспешно произнес он. – Подождите минуточку. Я правильно понимаю, что вся ракетная Программа настолько хрупка… Настолько хрупка, сэр, что одна-единственная циферка может подорвать ее всю?
Директор Клемонс не спеша перетасовал бумаги.
– Нет, сэр, циферка, как вы выражаетесь, подорвать ее не способна. Хотя признаю, что в данном конкретном случае мы и в самом деле стали жертвой всего лишь единственной ошибки в транскрипции.
– Я нахожу это… Да, сэр, мне трудно в это поверить, сэр. Мне трудно в это поверить. – Хмурясь пуще прежнего, заявил Мейсон, и мне вдруг даже представилось, что на голове у него – один из тех нелепых париков, какие и сейчас вроде бы носят судьи в Англии. Вообще же, по-моему, возьмись Марк Твен описывать идиота, то идеальнейшим прототипом для него и послужил бы этот самый сенатор Мейсон. – Мне очень трудно в это поверить.
Сенатор Уоргин, являвший собой одно из немногих светлых пятен в комитете, откашлявшись, предложил:
– Может, все же позволим представителям МАК разъяснить нам их мудреные уравнения.
Сердце у меня в груди неистово сжалось, а к позвоночнику будто подключили провод под высоким напряжением, и через все мое тело пошел нестерпимо болезненный ток.
Был мой выход, и именно ради подобного случая я здесь и находилась.
Я попыталась глубоко вдохнуть, но вдох мне не дался. Я попробовала еще раз. Результат оказался столь же никчемным, и я принялась вытирать мгновенно вспотевшие ладони о юбку.
Тут поднялся Натаниэль.
– Позвольте мне дать вам все необходимые разъяснения.
Я подняла взгляд от полированной поверхности стола перед собой, Натаниэль же отошел в сторону, и взгляды всех в зале, оторвавшись наконец-то от меня, последовали за ним.
Он не… Ему не следовало поступать так. Я бы выкрутилась. Уж как-нибудь. Ведь готовила же я себя загодя к возможности выступления перед членами комиссии.
Я утерла со лба пот и принялась наблюдать, как муж мой пункт за пунктом разъясняет произошедшее. Рассказал он, как получилось, что работник, ответственный за перенос наших рукописных формул на перфокарты, пропустил точку над переменной[23]
, что в общем-то было вполне легко объяснимо. В результате переменная вместо второй производной от координат объекта во времени стала первой производной. Поинтересовался, следует ли ему растолковать физический смысл той злополучной точки над переменной. Предложил собравшимся ознакомиться с формулой в общем виде, поскольку, несомненно, для понимания частности совершенно необходимо понимание целого. И так далее, и так далее…Я должна была бы быть тем, кто все произошедшее сенаторам и объяснит. Натаниэль сторицей выполнял мою миссию, и сделал он это лишь потому, что, взглянув на меня – потную, трясущуюся, – увидел во мне только досадную помеху нашему общему делу. Прижав руки к юбке, я склонила голову и принялась терпеливо ждать.
Наконец он сел, и на вопрос о непосредственных обязанностях руководившего запуском должностного лица отвечать в свою очередь взялся директор Клемонс.
Я наклонилась к мужу.
– Завтра тебе следует вместо меня привести с собой Хелен. Ведь именно она и написала бо́льшую часть той злополучной программы.
Торопливо разбирая на столе свои бумаги, он бросил:
– Хелен – китаянка.
– Она – родом из Тайваня.
– Да сенаторам это без разницы, а такие, как Мейсон, разобрать ее акцент не сумеют, да и не пожелают. – Он положил руку мне на колено. – Мне нужно… – Но тут он отвернулся от меня и принялся отвечать на вопрос Мейсона: – Да, сэр. Все наши ракеты оснащены устройством самоуничтожения на случай неисправности.
– Так подобное случается частенько, сэр? Выходит, катастрофы вами заранее запланированы?