Выдержал, или Попривык и вынес

— Буйволъ ползъ и поднялся футовъ на десять, но оступился и слзъ. Я вздохнулъ легче. Онъ снова началъ лзть, поднялся нсколько выше этотъ разъ, по опять оступился. Немного погодя ршился еще разъ попытаться и на этотъ разъ съ большою осторожностью. Постепенно поднимался онъ все выше и выше, а мужество мое падало все ниже и ниже. Вижу, лзетъ, хотя медленно, но лзетъ, глаза горятъ, языкъ высунутъ, все выше и выше, передвинулъ ногу черезъ коренастый сукъ и посмотрлъ вверхъ, какъ бы говоря: «Ну, дружище, ты мое мясо». Снова лзетъ, снова поднимается выше, и чмъ выше и чмъ ближе, тмъ боле возбуждается. Онъ находился теперь въ десяти футахъ отъ меня! Я перевелъ дыханіе и сказалъ себ: «Теперь, или никогда». Петля была готова, я тихо сталъ спускать ремень, пока не дошелъ до головы животнаго, и потомъ вдругъ опустилъ, и петля какъ разъ окружила шею и затянулась! Быстре молніи я направилъ ему въ морду весь зарядъ моего «Allen». Это былъ страшный грохотъ, который, вроятно, испугалъ буйвола до смерти. Когда дымъ разошелся, я увидлъ его висвшимъ на воздух въ двадцати футахъ отъ земли въ предсмертныхъ судорогахъ, повторявшихся такъ часто, что трудно было счесть! Я, конечно, не остался ихъ считать, но быстро спустился съ дерева и подралъ домой.

— Бемисъ, и все это правда такъ, какъ вы говорите?

— Провались я сквозь землю и пусть умру, какъ собака, если это неправда!

— Конечно, мы не отказываемся врить, не имемъ на это права. Но если были бы хотя какія-нибудь доказательства…

— Доказательства! Разв я принесъ обратно ремень?

— Нтъ.

— Разв я привелъ обратно лошадь?

— Нтъ.

— Разв вы видли посл того буйвола?

— Нтъ.

— Ну, такъ что же еще вамъ нужно? Я никогда не видлъ такого подозрительнаго человка, какъ вы, и въ такихъ пустякахъ еще.

Я ршилъ, что если этому человку можно поврить, то только оттого, что онъ изъ блыхъ. Случай этотъ напоминаетъ мн объ одномъ происшествіи во время моего короткаго пребыванія въ Сіам, нсколько лтъ спустя. Между европейскими гражданами одного города, сосдняго съ Банкокъ, жилъ одинъ чудакъ, по названію Экертъ, англичанинъ, личность, извстная по числу, по изобртательности и по исключительному значенію своего лганія. Граждане часто повторяли его знаменитыя небылицы и все старались «вывести его на чистую воду» передъ чужими, но удавалось это имъ рдко. Два раза былъ онъ приглашенъ въ одинъ домъ, гд былъ и я, но ничто не могло соблазнить его на ложь. Однажды одинъ плантаторъ, по имени Баскомъ, человкъ вліятельный, гордый и иногда раздражительный, пригласилъ меня създить съ нимъ вмст къ Экерту. Дорогой онъ сказалъ:

— Знаете ли, въ чемъ ошибка, въ томъ, что Экертъ подозрваетъ и потому на-сторож. Конечно, онъ отлично понимаетъ, чего отъ него хотятъ, и при первомъ намек пристающей къ нему молодежи онъ сейчасъ же прячется, какъ улитка. Это всякій долженъ видть. Но мы съ нимъ должны поступить иначе, гораздо хитре. Пусть онъ начнетъ и ведетъ разговоръ, какъ и какой хочетъ. Пусть проникнется мыслью, что никто не желаетъ ловить его. Пусть длаетъ, что хочетъ, тогда, увидите, онъ скоро забудется и начнетъ молоть, какъ мельница, ложь за ложью. Не выказывайте никакого нетерпнія, будьте хладнокровны и предоставьте его мн. Я заставлю его солгать. Мн кажется, молодежь эта берется неумло за него и потому не достигаетъ цли.

Экертъ принялъ насъ весьма дружественно, онъ былъ пріятный собесдникъ и замчательно порядочный человкъ. Просидли мы на веранд около часу, наслаждаясь англійскимъ элемъ и разговаривая о корол, о священномъ бломъ слон, о спящемъ идол и тому подобномъ; я замтилъ, что товарищъ мой никогда не начиналъ и не велъ разговора самъ, но только поддерживалъ его въ дух Экерта, не обнаруживая при томъ никакого безпокойства и волненія. Способъ этотъ начиналъ дйствовать. Экертъ длался общительне, мене принужденнымъ и все дружелюбно болтливе и болтливе. Такъ прошелъ еще часъ времени, и вдругъ совсмъ неожиданно онъ сказалъ:

— А, кстати, чуть не забылъ! У меня есть кое-что, достойное удивленія. Ни вы и никто другой не слыхали о томъ — у меня есть кошка, которая стъ кокосы! Знаете, обыкновенный зеленый кокосъ, и не только мясо его, но и выпиваетъ молоко. Клянусь, это правда!

Наскоро посмотрлъ на меня Баскомъ, взглядъ его былъ понятъ мною.

— Какъ, вотъ интересно, я никогда не слыхалъ о чемъ-либо подобномъ! Это любопытно и просто невроятно.

— Я такъ и зналъ, что вы это скажете. Я принесу кошку.

Онъ ушелъ домой. Баскомъ сказалъ:

— Вотъ, что я вамъ говорилъ? Вотъ какъ надо браться за Экерта. Вы видли, какъ терпливо я выжидалъ и какъ этимъ уничтожилъ вс его подозрнія. Я очень доволенъ, что мы пріхали. Вы не забудьте разсказать объ этомъ молодымъ людямъ, когда вернетесь. Кошка, которая стъ кокосы — каково! Вотъ это и есть его манера: скажетъ самую невозможную небылицу и надется на счастье, авось вывезетъ. Кошка, которая стъ кокосы, ахъ, невинный дуракъ!

Экертъ вернулся и подошелъ къ намъ съ кошкою.

Баскомъ улыбнулся и проговорилъ:

— Я буду держать кошку, а вы принесите кокосъ.