Выдуманный Жучок

По приставной лестнице, неубранной рабочими, мы забрались на первый этаж. Стены между комнатами были разрушены, и мы гуляли по прохладным залам, слушали эхо своего шёпота, гладили шершавый кирпич.

Потом мы открыли настежь окно и залезли на подоконник, чтобы посмотреть на луну. А на подоконнике оказалось мокрое пятно. То ли рабочие что-то пролили, то ли дождь вечером прошёл, а мы не заметили. В общем, я поскользнулась и грохнулась. Молочников спрыгнул и упал на колени.

— Жива? Идти сможешь?

Я пыталась его убедить, что да, могу, но он всё равно подхватил меня на руки и потащил домой.

Мама принялась ощупывать мою голову и, к своему ужасу, нашла сбоку огромную мягкую шишку.

— Шунт сломался? — выдохнул папа.

— Меня не тошнит, — возразила я, молясь, чтобы Молочников не рассказал классу и, главное, Андрею Мурашову о моём позорном падении.

Родители всё равно вызвали «скорую». Они пощупали мягкую шишку и отвезли меня в отделение травм головы. То есть в родное нейрохирургическое, откуда я выписалась пару месяцев назад.

Заведующий как раз запирал свой кабинет.

— Травма головы у шунтированной девочки? — переспросил он. — Ну вы, ребята, профессионалы.

Мама села в кресло и схватилась за голову. А я ещё раз пощупала странную шишку.

— Идите, — сказал заведующий, — в ординаторскую. Игорь ещё там, посмотрит вас. Может, и о рентгене договорится.

Игорь Маркович и посмотрел, и договорился. Раскладывая перед нами снимки, он улыбался.

— Вообще-то по степени тяжести травм головы сначала идёт сотрясение мозга. Потом — ушиб. А уж потом — перелом черепа. Натали, видно, решила не мелочиться.

— А шунт? — спросила мама шёпотом.

Она про шунт всегда шёпотом говорит.

— Шунт в порядке. Как ни странно.

— Подождите, — до мамы вдруг дошло, — у неё перелом черепа?!

— Да, — улыбнулся Игорь Маркович.

— А как его вылечить?

— Да никак. Сам срастётся. У Натали замечательный череп. Я ему доверяю.

— А лечить чем?

— Пропейте курс фезама. Он снимает последствия ушиба. Ушиб-то всё равно был.

— А шишка? — спросила я, опять пощупав затылок.

— Шишка — гематома. Скопление крови под кожей. Тося её за секунду шприцем уберёт.

— Тося, — с ужасом пробормотала мама.

Меня положили на кушетку в «смотровой». С одной стороны — Тося со шприцем. С другой — мама держит меня за руку. Тося щёлкнула включателем лампы и выразительно посмотрела на маму. Наверное, расскажет тем, кто будет завтра выписываться, какие ужасные на свете мамы бывают — отпускают детей с шунтами на стройку. Мама не проронила ни слова. Только поглядывала виновато на Тосю.

— Да прекратите, — не выдержала я, жмурясь от яркого света, — Тося, не надо маму ругать. Это я во всём виновата. Никогда больше не полезу в старый дом. Обещаю.

— А больше и не надо, — проворчала Тося, но маму ругать не стала.

— Больше я тебя и не отпущу, — сердито сказала мама, придерживая ватку с перекисью на моей голове, освободившейся от шишки, — прикручу дома к стулу.

Вот ведь взрослые, а? Идёшь им навстречу, стараешься всю вину на себя взять, чтобы не ссорились, а они тебе ещё и втык сделают! Ладно, пусть!

Всё равно они в жизни не догадаются, почему я больше не полезу в заброшенный дом. Просто я сообразила — чтобы внимание Мурашова привлечь, надо в шахматы научиться играть. Это я только сейчас, после ушиба поняла.

Но лучше бы никакого ушиба не было… Дурацкая всё-таки вышла история.

Как я почти не завидовала Ане

В конце концов я всё-таки заснула, сидя в Анином изголовье.

— Ну вот, — услышала я сквозь сон голос Игоря Марковича, — раз одна улыбается, то и другая скоро смеяться будет.

Я вскочила. Оказывается, они перенесли меня на соседнюю кровать, а сами перекладывали Аню на каталку.

— Ты чему так улыбалась, Натали?

— Да так. Вспомнила одну дурацкую историю. Про вас.

— Про меня? — удивился Игорь Маркович и посмотрел на Анину маму.

Но она даже голову не повернула. Одной рукой она держалась за стенку, другой — за спинку стула. А когда Аню увезли, села на стул и заплакала.

Зря она плакала. Вышло ещё лучше, чем я надеялась. Ане сделали эндоскопию. То есть проделали ма-а-ленькую, но замечательную дырочку, через которую лишняя жидкость сама проходит без всякого шунта туда, где должна всасываться.

— И шунт тебе совсем не нужен теперь? — спросила я у Ани, когда она пришла в себя.

— Ни капельки. Только шрам остался, бр-р! Чур не завидовать!

— С ума сошла?

Вечером я заглянула к Игорю Марковичу.

— А почему мне нельзя просверлить такую дырочку?

— Видишь ли, Таша… Я не очень уверен в некоторых особенностях строения твоего мозга.

— То есть считаете меня глупой?

— Ну что ты… наоборот. У тебя столько извилин, что нашей волшебной дырочке места нет. Мы пробовали сделать тебе её, когда тебе был годик. Не вышло. С возрастом многое меняется, но сейчас безопаснее сменить шунт.

Перед сном мы играли с Аней в карты, и мне показалось, что она поддаётся.

— Я тебе не завидую, — строго сказала я, смешав карты, а потом вздохнула и добавила: — Ну только если самую малость…

Как я узнала, что нашим папам тоже нелегко…

Папа № 1