Выдумки чистой воды

День был будний, время — довольно раннее, и тихая пустота алеек огорчила нашего героя, который уже держал душу наизготовку для встречи с людьми. Никого!

Хотя нет, вот… Появились!

Да, появились — самое подходящее здесь слово. Они не вошли в каменно-железные ворота. Они не поднялись с набережной. Не свалились с неба. Явление их произошло из-под низкого деревянного помоста старой карусели.

Сначала на свет божий выбрался мужчина. Нагнулся, помог вылезти женщине. Стряхнув друг с друга мусор, они поцеловались, обнялись и медленно потянулись вверх по крутому асфальтированному склону, к выходу из парка.

Водяной зачарованно смотрел им вслед. Люди! Живые! Что-то было в обличье этих двоих… что-то было отличное от обличья знакомого Водяному человека. Тот словно бы носил на себе собственную тень, а эти двое тихо светились обнаженными телами.

Право слово! Может быть, кожа их была усыпана алмазными брызгами? Может быть… и тут Водяной, осененный догадкой, ринулся прямиком к загадочной конуре. Он вспомнил камень-самосвет из своего дворца: прислонишься к нему — сам светиться начинаешь ненадолго. Весело потом озарять ночную тьму взмахом сияющей руки под носом перепуганных рыбарей!.. Неужто и здесь затаен такой камень?

Водяной пал на колени перед помостом и сунулся было в махонькую дверцу, да не тут-то было: страж уединения, толстый ржавый гвоздь, осуждающе схватил его за плечо куртки.

Водяной осторожно высвободился, вспомнив при этом, с каким огорчением расставался гость подводный со своей оболочкой. Повредить ее — огорчить бедного утопленника еще больше. И наш герой аккуратно снял курточку, аккуратно свернул и аккуратно положил ее, а сам, вспомнив, как вплывал, бывало, в самые причудливые гроты, ввинтился на животе под помост.

Широкий, сотканный из танцующих пылинок луч на мгновение ослепил его. Самосвет! Самосвет? Ох, боже ты мой, не то. В подстилку из смятой травы упирался луч солнца, проникающий сквозь щелястый помост карусели. Луч — и больше ничего.

Надо сказать, наш герой был легковерен, а потому захватил сколько мог света в пригоршни, омыл ими лицо, побрызгал на одежду и, прытко развернувшись в тесноте, ринулся к выходу, точнее, к вылазу. Распрямил на воле ноги, разогнул спину, оглядел себя. Пыли, трухи, паутины нацеплял он в достатке, это точно. А сияние осталось там — в конуре, грязном и постыдном убежище Любви Бесприютной.

Водяной уставился вслед тем двоим, мерцание которых еще не истаяло за парковой оградой. Если б он был человеком, он брезгливо сморщился бы. Но он не был человеком, а потому схватился за сердце, которое пронзила жалость. Даже плечи холодком прохватило!

Водяной протянул руку за курткой… потом перевел туда взор… потом пал на колени и обшарил то место. Напрасны старания! Куртка исчезла!

* * *

В подводном мире свои порядки, и Водяной, конечно же, не был бы царем Обимурским, не отличайся он проворством мыслей и движений. Он вмиг сообразил, в чем дело, и ринулся ловить вора.

Проскочив сквозь тяжелые ворота парка, он очутился на широкой-преширокой площади. Посередине, на постаменте, стоял какой-то черный человек с ружьем и в тяжеленной чугунной шубе, которая лишь чудом не падала с его плеч.

Хоть был наш герой и ограблен, он все-таки успел бросить неподвижному великану цветок восторженного взора. Водяному даже захотелось взобраться на просторный пьедестал и свести с монументом знакомство покороче: перенять повелительность жеста, величавость осанки — и он положил непременно, непременно вернуться на площадь, едва найдет пропажу.

Но, видно, не судьба ему была скоро настигнуть вора! Пробегая мимо памятника, он ощутил, что нога его за что-то зацепилась, — и с разгону повалился на асфальт.

Это было больно. Наш герой с тоской вспомнил свой гибкий хвост и поднялся, недоумевая, за что же это он мог запнуться доставшимися ему в пользование неуклюжими, слишком длинными подставками. Ничего подозрительного на земле он не обнаружил и попытался продолжить путь, как что-то холодное и серое стиснуло его ноги. Водяной обмер. Это была гигантская рука, вернее, тень руки, сползшая с асфальта, где она только что распластано лежала, как и подобает тени. Однажды, на заре туманной юности, наш герой запутался хвостом в рыбацкой сети. Вот разве что с этим страхом сравним был ужас, охвативший его сейчас.

Между тем сдавление серых пальцев стало нестерпимым, Водяной огляделся в поисках спасения… И взор его померк.

Тень, полонившая его, принадлежала тому самому бородачу в шубе, который возвышался посреди площади. Но самое ужасное… самое непостижимое заключалось в том, что руки… руки, тень которой и впилась в Водяного… этой руки у памятника не было!

Да, да, да! Судя по всему, она когда-то властно тянулась к Городу, распростертому невдалеке, как бы у подножия этого памятника. А теперь рука почти до самого плеча отсутствовала. Неровный серый слом — вот и все, что осталось.