Выдумщик

Будем счастливы! Хоть недолго. И будь что будет – потом. Со всеми вытекающими последствиями. Но убирать уже легче: сам виноват!

Сходил к профессору Фельдману, посоветоваться по этому вопросу, а он вдруг обрадовал:

– Поздравляю вас! Вы имеете все самое лучшее, что только можете иметь в вашем возрасте!

Вдохновил. Всю жизнь я стремился к лучшему и вот, уже почти на финише, – достиг.

Ну, что? Новый ослепительный день?

За продуктами я хожу сам. Передвигаться – полезно. Зато вижу вполне конкретно, как постепенно разрушается жизнь. По крайней мере – моя. Исчезает ценное! Моя любимая кожаная сумка, с которой я блистал по странам и континентам, стала потертой кошелкой, и отскочил бегунок с молнии, и сумка распахнута. Жизнь нараспашку! И при этом – пуста.

К другу Ашоту пришел. Он тоже поизносился за десятилетия, бывший жгучий красавец. Но – как король в своем королевстве на троне сидел. Завидую ему. Протянул свою властную руку:

– Давай.

Помял, подергал.

– Извини, дорогой! Теперь уже не делают таких бегунков. Забирай свою сумку.

– На помойку?

Как всю мою жизнь?

– На видное место поставь. Память будет!

– А… новую молнию вшить? – задаю свой жалкий вопрос.

– Зачем? У тебя настоящая сталь! Таких молний больше не делают! Пластмассу хочешь поставить? Не позорься! Возьми!

И я гордо ухожу. За картошкой. И прихожу в среду.

– Должен огорчить тебя, дорогой! Нет таких бегунков во всем мире. Всюду смотрел. Забирай свою вещь. Снова заходи!

С тем же, видимо, результатом.

– Спасибо, друг!

На выступления сумку беру: вдруг дадут продуктами. Аудиторию не гружу. Короткие сценки, афоризмы.

«Ну, давай – поглядим друг другу в глаза! Но как ни старались – не смогли!»

Молчание в зале. Видимо, не поняли, что я уже начал выступать.

«Нес в сумке альбом Босха. В метро запарился – бросил шапочку в сумку. Открываю сумку дома… шапочки нет! Торопливо перелистываю альбом: кривоногий черт, который в Аду таранит железную лестницу, – в моей шапочке. Отдай шапочку, негодяй!»

Интеллектуалы чуть оживились… Два хлопка.

«Подвижен, как ртуть, и так же ядовит!»

Ноль хлопков. Шаг назад.

«Гостей будет много. И все люди крайне неприятные!»

Это – поняли!

«Почему хахали не выехали?»

Это одобрили. Но по глазам вижу: не поняли. «Не выехали» – когда их гонят или когда их зовут? Заспорили между собой. Ожил зал. Искусство – в массы!

«В ресторане стал отнимать у нее куриную ножку – разыгралась безобразная сцена!»

Мужчины оживились, женщины обиделись. Иногда, кстати, бывает наоборот.

«Вместо кофе с молоком принесли кофе с молотком».

Бывает. Похлопали.

«Оно настало. И всех достало».

Это – объединило весь зал. Единогласно!

«Приехали крали. И деньги украли. Но наши, советские, – все же не брали!»

Зал разделился. Овации – и свист.

«Вагон метро заполнился дымом. Все задыхались. На станции – подышали. И поехали дальше».

В зале переговаривались. Хотелось уже подвигаться.

«Нет, ты не будешь есть икру! Нет – буду! Сам с собой подрался у холодильника!»

Сдержанное одобрение.

«– Когда будешь? – Видимо, к вечеру. В общем – видимо или не видимо, но к вечеру буду».

Одобрили. Кто-то даже вернулся и сел.

«Водка прозрачная, и стаканы – прозрачные. Никто и не увидит, что мы пьем».

Успех.

«Крякнув, принял душ, гикнув, выпил чашечку кофе».

Ничего так.

«Дай дорыдать! А то ты сразу – банкет?»

Шепот пошел: «А что – фуршет будет?»

«Нага, но строга!»

Несколько женщин вышли. Пора кончать.

«Были бабочки белые, стали желтые. Загорели!»

Потеплело.

«Что такое, ё-моё! Не принять ли мумиё?»

Овации. Медициной интересуются.

И в заключение:

«Пр-роститутка!»

Зал замер в шоке.

«…Статуэтка. Восемнадцатый век. Восемьдесят тысяч евро! Только мы, художники, делаем мир драгоценным!»

Хлопали лишь интеллектуалы, точнее – один.

И – последнее, ударное:

«Нет ключа. Ча-ча-ча!»

Овации.

Шел мимо мастерской Ашота. Зайду – просто так.

И вдруг – праздник! Сбежались! Все!

– Мы так долго ждали! Переживали! Я бегунок твой достал, – сказал Ашот. – А адреса не знаю.

– А вот я!

Он надел бегунок – и молния ожила.

– Теперь молния эта драгоценная! – сказал я. – В ней все лучшее сошлось, что в нас есть! Я горд!

– Так и ходи! – сказал Ашот.

И хожу.

15

Вывесил первый пост про Ашота, получил массу лайков – и понеслось.

Просыпаюсь я теперь от гортанного и очень громкого женского голоса, разговаривающего по-узбекски. Женщина в белом халате и чепчике (у рабочего входа столовой), присев на корточки, говорит по мобильнику так громко, как они, наверно, привыкли в степи. Но не во дворе же старинного дома в центре Петербурга! Я бывал у них в махалле – это пространство, огороженное глинобитными стенами, где живет, как правило, многочисленный клан, а посторонние редко заходят. И уж во всяком случае не мешают хозяевам. Теперь такой махаллей сделался наш двор – исторический (какие люди здесь жили!)… и кто тут теперь «посторонний»? Я?

О, как я любил Ташкент и как мечтал туда приехать! И вдруг они стали приезжать к нам, целыми кланами, но почему-то без улыбок. Хотя и без злости. Мечтал о жарком Ташкенте – и вдруг он ожил под окнами, в моем холодном дворе.