Выезд на происшествие

– Уже… почти… – Силин качнул головой. – Здорово перетрусил? Танков хотел ответить что-то бодрое, но слишком свежи были воспоминания, и он молча кивнул. – Интересно начинаете, – неожиданно хмыкнул подполковник. – Завтра доложу о вас генералу. Думаю, поощрим. А вообще второй раз такое не проскочит. Здесь выучка нужна, дрессура. До свидания, лейтенант.

Уже садясь в машину, Силин придержал дверцу.

– Велин, – раздумчиво припомнил он. – Мне докладывали, что вы подавали рапорт о переводе в другую службу.

– Был грех, – громко смутился Велин. – Жена, злыдня, подбивала. Прихожу поздно, ревновала. Беспричинно, конечно, товарищ подполковник. Но теперь я тверд – никуда.

– В течение трех суток вы должны подать аналогичный рапорт, – предельно сухо потребовал Силин, – Я подпишу.

– Но почему? – Велин оторопел.

– Размеры крупноваты. В форточку не пролезаете… Поехали, – Силин захлопнул дверцу.

Водители "Волг" с лихостью, принятой среди управленческих шоферов, резво, безжалостно "пожирая" шины, развернулись и помчались, заливая село дальним светом фар.

Танков побрел к УАЗу, в котором уже поджидали Игнатьев и Велин. Ему кивали, говорили что-то ласковое, благодарственное. Остановил его Виктор Мефодьевич.

– Ты, главное, не унывай, – сказал он. – Мне этот ваш подполковник не понравился. А то, что ты сделал, – это, я тебе скажу, подвиг. И я завтра же проинформирую район. Если надо, письмо вашему министру напишем. Защитим, словом.

– Не надо меня защищать, – словно отходя от заморозки, Танков через силу улыбнулся. – Всё хорошо.

Он пожал руку Захарову и залез на заднее сиденье. Заглянул Кременчук.

– Держи, лейтенант. Это я из ружья вынул. – На глазах Танкова он выковырял ножом пыж и высыпал тому на ладонь горку рубленого свинца – картечь. – На память тебе.

– Разрешите трогаться, товарищ дежурный? – Игнатьев включил зажигание.

Старчески покряхтывая на ухабах, "УАЗик" потащился за молоденькими "двадцатьчетверками". Завезли домой молчаливого Велина.

– Будешь писать рапорт, не забудь фразу: "Захватил вооруженного преступника", – посоветовал он, выходя.

– Так Будаков не сопротивлялся…

– Салага ты еще. Набрали вас тут… Пиши, как сказано. – Велин с силой захлопнул дверцу.

ВОЗЛЕ самого отдела Танков вспомнил о притихшем сзади Воробьеве:

– Его ж в ИВС отвезти надо.

– Не поеду! – категорически отрезал Игнатьев. – Как хошь, товарищ дежурный, хоть снимай, хоть как, а не поеду. Это ж в два конца километров двадцать, а мы и так доехали на одном желании. – Стрелка уровня бензина и впрямь зашкаливала за ноль. Усталый и измотанный. Танков смирился.

Через полчаса в отделе всё стихло. Устроились на стульях в комнате информирования Игнатьев и Филиппов, храпел беспокойно за решеткой, прямо на полу Воробьев. В полной тишине сидел за столом Танков. Еще долго он то делал записи в многочисленных, путанных пока для него журналах и тетрадях, то отвечал на уточняющие вопросы дежурного по управлению. Потом, возбужденный, ходил возле стола, улыбаясь чему-то или стыдливо потряхивая головой. Наконец присел за стол и тут же заснул, положив голову на раскрытую книгу учета происшествий. Во сне он постанывал и улыбался.

Густая осенняя ночь уже блекла и медленно, разводами преобразовывалась в нерадостное, тяжелое утро, когда раздался резкий в такой полной тишине звонок в дверь. Танков встряхнулся, пытаясь снять помятость после неудобного сна, потер щеки и пошел открывать. На крыльце стояла женщина лет сорока пяти в вытянутой, изъеденной молью кофте. Правый чулок у нее был спущен, и резинка, о каких Танков думал, что их давно не носят, волочилась по асфальту. О беспорядке в своей одежде она, похоже, не догадывалась либо просто не обращала на такую мелочь внимания.

– Я с поселка Восток, – оттеснив Танкова, она прошла в отдел. Достала из-за пазухи паспорт, протянула: – Где здесь тюрьма?

– Чего вам надо? – Танков разглядывал диковатую пришелицу, а в голове некстати вертелось: "Отцвели уж давно хризантемы в саду…"

– Так сюда мне.

Они стояли теперь в дежурной части, и женщина показывала рукой на решетку.

– Куда "сюда"?! Вы хоть знаете, для кого это?

– Так… для преступников всяких. Что я, дура совсем? Я ж говорю, Пудышина я. Помните, звонила? Ушибла-таки я его.

Танков, еще у двери начавший понимать, в чем дело, сглотнул прорезиненную слюну:

– Так, может, мимо?

– Чего там мимо? – Она с состраданием посмотрела на него. – Прямохонько топором по темечку. Главное ж, предупреждала: не лезь, не пущу. По-хорошему предупреждала. Мой это дом! – Она прервалась, села на стул и всхлипнула: – Детишек жалко. К соседке отвела, а сама с ночи прямо по шпалам. – Она вдруг заговорщически погрозила Танкову пальцем: – А ведь я тебе говорила. А ты не приехал.

– Подвинулась баба, – констатировал прилипший к решетке Воробей. – Видать, и впрямь убила.

А Танков больше и не сомневался. Поэтому опустился на стул и сидел так несколько минут, рисуя крестики на листе бумаги. Потом, не глядя на диск, набрал нужный коммутатор, дождался ответа.

– Соедините с квартирой Карелова в Центральном поселке.