– Будакова! – строго позвал он, и та, тихо бившаяся головой о бревно дома, тотчас подбежала.
– Справа боковое окно есть?
– А?.. Есть, есть!
– Так чего есть? – Кременчук постучал костяшками пальцев ей по лбу. – Да оно в той же комнате, где он сам. Незамеченным не пролезешь. Пытаться надо через левое, там горница.
– Окно закрыто? – Танков спрашивал теперь быстро, целенаправленно.
– Тебя, дура, спрашивают, на шпингалеты закрывала? – перевел вопрос Кременчук.
– На личину. Оба. Осень ведь.
– Это ж разбивать надо, – включился подошедший Захаров. – Услышит, выскочит – и в упор.
– Так это, – радостно замахала руками Будакова. – Форточку я, кажись, не закрыла. Широкая такая!
– Кажись! – передразнил Игнатьев. – Точно знать надо. Эх, баба и есть баба.
– Если обежать кругом, сколько выйдет?
– Метров триста, – прикинул Кременчук. – А там уж по пустырю на рывок.
Танков сощурился: – Сережа, Игнатьев! Они отошли метров на десять. – Может, я чего не понимаю, – замялся Танков. – Но предлагаю так. Один начинает переговоры – отвлекает, второй перекрывает правое окно, чтоб не ушел, третий… Словом, надо попробовать через форточку. Правое окно, я думаю, надо подстраховать Василию Кузьмичу.
– Сделаю, – непривычно покорно кивнул Игнатьев. – Что ж, не понимаю, какое дело? Он отошел в гущу людей, и среди них началось оживление.
Танков облизнул губы:
– Сергей, ты как, одобряешь решение? Если есть другое, лучше, скажи.
– Так чего обсуждать? – Велин пожал плечами. – Ты дежурный по отделу. Стало быть, сегодня мой начальник. Решил – мое дело подчиниться.
– Что ж, – Танков помялся. – Как мы с тобой поделимся?
– Ну, оратор ты, как погляжу, никакой. – Велин усмехнулся. – К тому же он меня знает, попробую уломать. В общем, переговоры я на себя возьму. Потом ты потоньше. Так что если в форточку, так шансы только у тебя.
– Вот и ладушки. – Танков вздохнул. – Раз так, начинай, а то пять минут уже истекают.
– Я ж здоровый. Не пролезу.
– Это верно.
– И уговорю его скорей тебя.
– Конечно, ты умеешь.
– Ну а как ты внутрь проникнешь, тут не сомневайся: напрямую через площадь рвану. Ох, нарушаем мы инструкцию. – Велин озабоченно покачал головой. – Обложить бы положено и ждать. Но раз уж ты решение принял…
Танков шагнул было к переминавшемуся в нетерпении Кременчуку, но, поколебавшись, вернулся к Велину.
– Передумал?
– Слушай, ты посмотри, как у меня пистолет, – боясь, что их услышат, смущенно попросил Танков. Он вынул пистолет из кобуры и протянул Велину.
– Чего пистолет? – Тот недоуменно покрутил оружие на ладони.
– Ну, это… – Танков оглянулся. – С предохранителя как снять? Забыл я.
– Чего?! Оружие, что ли, не держал?
– Так получилось. Да я и был-то всего на офицерских сборах. Даже на стрельбище не возили. Ты только покажи.
– Ясно. – Велин издевательски, призывно хохотнул, покрутил головой, собирая слушателей, но какая-то мысль удержала его, и он только тихонько выругался: – Предохранитель! Он у тебя и заряжен-то не был. Гляди, теперь патрон в патроннике.
– Где?
– Там, где надо, раззява. В общем, собачку спустишь. Вот она. И можно стрелять.
Танков осторожно принял пистолет, сунул в кобуру.
– Только учти! – остановил Велин. – Без предупреждения стрелять не имеешь права. Сначала в воздух. Иначе…
Танков и заждавшийся Кременчук побежали.
– Счастливо, сынок! – негромко пожелал вслед Захаров. Многие женщины крестили бегущих со спины.
Быстрыми шагами шел к рупору Велин…
ОГОРОДАМИ, падая, перемахивая через палисадники, а кое-где ломая их, Танков и Кременчук перебежали к стынущему пруду, где залегли в негустой осоке. До заветного окна отсюда было метров сто тридцать потоптанного луга. В тишине деревни разнесся искаженный металлом голос:
– Внимание! Будаков! С тобой говорит оперативный уполномоченный уголовного розыска Велин! Выслушай меня, и выслушай внимательно! Сейчас ты собираешься совершить непоправимую ошибку! Я не буду давить на твою совесть, я просто объясню, что будет, если ты пойдешь на это. И слушай изо всех сил, потому что шагнуть на роковой путь ты всегда успеешь!
– Толково говорит, – оценил Кременчук.
Танков, отдыхая, молчал. Он боялся растерять ту решимость, которую с трудом собрал после недавнего позора.
– Ну, все, – прошептал он. – Дальше я один.
– Я с тобой, лейтенант, – заупрямился Степан. – Не дело одного бросать. Да и не сладишь ты в одиночку. Он мужик здоровый, – только тут Танков разглядел в его руке небольшой ломик.
– Нельзя, Кременчук, нельзя.
Не вставая с земли, Танков содрал с себя китель и рывком, пригнувшись, а потом и во весь рост, не петляя и не сворачивая, побежал к окну. Почувствовав дыхание сзади, махнул отгоняюще рукой, но продолжал бежать, с надеждой ухватывая клочки фраз, непрерывно выкрикиваемых Велиным.
– Ответь же, ответь, – бормотал он.