На таком мероприятии, группа поддатых и видимо очень продвинутых мужиков из строительной компании, затащила парня, который упорно пытался преподать им основы греческой народной плясовой, то бишь сиртаки, в сауну. Раздели и... В общем карьеру в этой области он закончил в ту ночь: сам больше никогда не пил и с пьяными не общался. Все указывало на то, что он сломался тогда. Распятый двумя верзилами из строительного треста и принимающий в себя пару членов — один скользил между влажными от крови бедрами, а второй трахал широко разведенный пальцами рот — он понял одну неприятную вещь: мужское тело его привлекало, хотя и причинило боль. Боли было много... Но она закончилась. Наутро ему вызвали такси, набили портмоне своими рабочими карточками и выпихнули в город.
На эти деньги он прожил год. Не покидая своей комнаты вообще. Елена Станиславовна таскала ему продукты в комнату, которые соц-работник регулярно приносил четко по списку. От гречки Эдьку и до сих пор выворачивает.
Но время лечит все. Эдик ожил и однажды вышел на улицу. Длинные льняные пряди быстро замерзли и покрылись от влажного воздуха толстой коркой. И ему опять повезло. Застывший у дворового, замерзшего фонтана парень, попался на глаза художнику Исаеву. Эдик стал натурщиком. Естественно после благословения Елены Станиславовны: « Иди, маленький. Проветрись».
Не сказать, чтобы ему нравилось сидеть голым перед, капающими слюной на его коленки и нежный упругий живот, подростками, но хоть какой-то хлеб. Старушке-процентщице он задолжал на десять лет вперед. Она тогда преодолела его сопротивление, слёзы и ночные порывы выпрыгнуть в окно, убеждая, что этаж у них первый. Он выл и царапался, и бежал в ванную, но и здесь — неудача. Старое мраморное чудо, оставшееся от Кирова, имело в глубину не больше сажени, да и хитрая старушка велела снять щеколду на случай, если ей там станет худо. И стоило ему там задержаться на отведенные десять минут, баба Лена проявляла чудеса прыти и залезала на табуретку, подглядывая в небольшое оконце с кухни. Снимать «цербера» приходилось потом Эдику. Вот так, в заботах друг о друге, они и прожили год.
Отпраздновали Рождество и Старый Новый год, а потом закрутилось. Бабе Лене понадобилось лечение, и не простое, а очень дорогостоящее. Эдька вернулся на помост и устроился хостом в небольшой мотель на выезде из города. Там-то он и повстречал Виталиса. Неплохой мужик, крупный, сильный, с копной сивых волос и небольшим, но вполне подходящим для этого дела достоинством. «Хохол», бывал в Питере нечасто, и иногда баловался в поездках. Как он влез в доверие к Эдуарду, а потом и к Елене Станиславовне, никто не знает. То ли соскучились по веселым застольям два одиноких, по большому счету, человека, то ли и правда влюбились в его говорок мягкий и извечные «привёз три метра сала и горилки». Коньячок - старушке, а им, на сон грядущий, легкое светлое вино и очень изысканные закуски. Виталис, хоть и был дальнобойщиком, но вкус имел отменный и тосты его любовно-прозаические имели у обоих обитателей квартирки в Доме инженеров довольно большой успех — с восторгом были выслушаны, да и отклик в душе вызывали не слабый. Он целовал Эдичку в щечку, как только старушка, налакавшись пару стопок, мирно засыпала на довоенном диванчике.
А потом... потом он ласкал его пальцы губами и не только те, что на руках удостаивались этой чести. Эдик, разметавшийся на разложенном диване, наспех накрытом беленькой простынкой, был обсосан полностью. Он так привык к этим нежностям, что даже не раздумывал над тем, что может быть еще что-то.
А оно было, вернее этого жаждал его ухажер. Однажды, слегка шлепнувший его по попе в кухоньке, куда они выползали покурить, чтобы не дымить баб-Лене в комнате, он затушил сигарету в кактусе и потащил взволнованного парня в комнату. Эдик помнил только то, что было ужасно жарко и, как всегда в белые ночи, не хватало воздуха. И за стеной смачно храпела подвыпившая соседка. А где-то между ног (его голых ног!) ныряла голова его героя-любовника, который беспощадно и сладко тушил его возбуждение своим языком, проникающим так глубоко, что хотелось выть и биться головой о диванную спинку. Член не хотел принимать рабочую стойку, но и эту проблему Виталис решил, шепнув ему в самые губы, что «так и положено в первый раз».