Каким было помещение изначально, Ле Саж с уверенностью сказать бы не смог. Однако несомненным был тот факт, что его затем перестраивали с целью увеличения полезного пространства, причём строительные работы велись крайне неумело. По крайней мере, своды зала, терявшиеся во мраке, протекали - сверху постоянно капало, однако, как был абсолютно уверен Ле Саж, речь шла не о воде, пригодной для питья или даже технических нужд. Канализационные стоки, по которым он и захватившие его анархо-антихристы, пришли сюда, не отводились из зала, а наоборот, накапливались здесь. Ле Саж, основательно промочивший ноги, только разочарованно вздохнул, крепясь, и ступил следуя приказу, в зловонную жидкость, сразу же провалившись по щиколотку. Пытаясь отвлечься от ощущения холода, пронизывающего до кости, и смрадных, словно бьющих в ноздри, испарений, он начал осматривать окружающую обстановку. Стены, из которых торчали обломки прогнивших труб и свисали обрывки проводов, казались кривыми - перспектива уходила в нескольких направлениях, обманывая зрение. В результате зал выглядел куда большим, нежели был на самом деле, переходящим в несуществующие ниши и альковы. Само помещение оставляло странное, гнетущее впечатление перекошенного, его углы неоднократно искривлялись. Ле Саж почувствовал, что ему становится дурно, у него закружилась голова, как если бы он стоял над пропастью. Стало понятно, что неведомый архитектор рассчитывал добиться подобного эффекта, планируя пропорции зала. Однако какой извращённый, если не безумный, разум мог создать подобное? Ле Саж решил для себя, что лучше не смотреть по сторонам, однако стены почему-то привлекало его внимание, словно магнит. Их, несомненно, покрывала какая-то ткань, возможно, даже гидроизолирующий пластик, впрочем, покрытие это уже во многих местах облезло и даже оборвалось. Только присмотревшись к подозрительным бурым пятнам, то и дело видневшимся на обивке, Ле Саж похолодел - то была человеческая кожа. Не в силах более сдерживать тошноту, он позволил содержимому своего желудка присоединиться к жидким нечистотам, в которых стоял.
- Сегодня к нам на трапезу пожаловал сам министр культуры. - Многократно искажённый неестественной акустикой зала, голос то звенел, как струна, то, наоборот, переходил в низкий, грохочущий басами, гул. Тем не менее, Ле Саж сразу узнал этот голос, который мог принадлежать только одному существу во Вселенной. Подняв глаза, он, несмотря на то, что ожидал увидеть нечто ужасающее, всё же содрогнулся. На Кровавом Престоле, возвышавшемся в противоположном конце зала - или за углом, в соседнем помещении, иллюзорность происходящего не позволяла сказать с уверенностью, - восседал Анархо-Антихрист XI. Смутные, невнятные слухи о Кровавом Престоле доходили и до Ле Сажа - и ни один из рассказов не был достоверным, их передавали из уст в уста шёпотом, словно боясь, что криворогий демон действительно услышит; источником информации были пленные дьяволопоклонники, которым изощрённые пытки Радая и Чинэля развязали язык, и истории их, пронизанные бредом, всегда содержали трепетные, исполненные страха и раболепия восхищенные упоминания о Владыке Тьмы и его Тронном Месте. Тем не менее, реальность оказалась гораздо хуже любых представлений Ле Сажа. Возвышение, на котором стоял трон, было сформировано несколькими тарелкоподобными уровнями, наподобие фонтана - и по ним действительно стекала вниз жидкость, по виду более всего похожая на кровь. Сам Престол, казалось, был хаотичным нагромождением человеческих костей, с которых нередко свисала плоть. Плоть эта, высохшая и почерневшая, либо ещё свежая, сочащаяся кровью, источала сладковатый запах гнили, непостижимым образом доносившийся до Ле Сажа.
- Здравствуйте, товарищ Анархо-Антихрист XI, - Ле Саж не преминул напомнить криворогому о том, что некогда они вместе входили в состав КомиСвободы. В ответ послышалось мычание, обычно издаваемое быком, когда он разгневан. Оглушительный звук дребезжал, подобно заевшей грампластинке. Ле Саж как-то раз видел у одного своего приятеля точную копию, изготовленную по старинным изображениям, и даже слушал музыку, записанную таким примитивным способом, поэтому подобный звук был ему знаком, как и суть выражения, с которым он неоднократно сталкивался на пожелтевших целлюлозопластных страницах древних книг.