Так было достаточно долго, но всему венец - конец. Гехпери что-то сказали друг другу и, откатившись от аграша, сели. У каждой в правой руке появилось что-то похожее на авторучку. Киийя поднесла "авторучку" к своей левой груди, с "пера" соскочила малюсенькая капля огня и расплылась на соске, - и тут же, встав, сосок набух; грудь, казалось, тоже набухла, напряглась и поднялась. Киийя простонала, изогнулась и вслепую стрельнула в правую грудь, а потом через силу подвела руку к пупку и пальнула между ног очередью из двух капель. И сразу же заорала и забилась в сладких судорогах. Пулиса подхватила приборчик подруги и устремилась к удивленному Хахтияру. Она пальнула из своей "авторучки" по основанию его отростка. Хахтияр успел заметить, что капля, зарядившая его, была прозрачней, чем те, другие, и яркое безумие жестокого сладострастия и сладоболия накрыло его.
Настало время бешеной оргии. Гехпери и тюлькилинец, терзая друг друга, сплетались в разнофигурные пульсирующие страстью клубки и распадались лишь для того, чтобы слиться снова и по-новому. Сладострастный хаос, подавив мысль, сознание и волю, не сумел порвать поводок животных инстинктов, и, цепляясь за него, "я" выплывало на поверхность, чтобы... опять зарядиться и кинуться в нестерпимо манящую пропасть оргазма. И бросаться до тех пор, пока не иссякали заряды или силы и жизнь.
Нет, Хахтияр не терял сознания, но то, что творилось вне его, уже было таким мелким и ненужным, что не стоило мало-мальских усилий и осмыс- ления. Вехами безумной нирваны были лишь следующие подзарядки, еще сильнее закручивающие торнадо беспрерывного оргазма. И все, что ни делалось тюлькилинцем во время оного, было за пределами его воли и самосознания и совершалось им как бы помимо самого себя.
"В-ва-ах! Какая сила, какой темперамент во мне скрывался, Махкат! Я их чуть не загрыз! Представляешь?! Чуть не разорвал! Во-о-от та-а-кие царапины! А как затрахал!!! Если бы на их месте была Халя - умерла бы! Точно умерла бы! Баррс бы умер!!!) Потом соседи приходили, возмущались: зачем мучаем животных? А это я виноват - весь зурдаганский зоопарк показал. Душа пела! Время было, чувства были - не мог сдержаться!"
Не один Хахтияр был темпераментен, Киийя и Пулиса показали себя не менее злострастными, покрыв любовника жестокими отметинами от лба до пяток.
После сеанса страсти любовная троица впала в прострацию с зализыванием ран, плавно перешедшую в сон. Но и после сна Хахтияр испытывал слабость и болезненно ощущал отметины и, несмотря) на это, готов был повторить любовный сеанс с "авторучкой" хоть сразу. Но гехпери объяснили ему, что сразу нельзя можно скопытиться, да и денежки нужны. Они показали на свои "авторучку" их необходимо было заново заправить, а фильтрики стоили денег, и немалых.
Глава б
Хахтияр пробовал дозвониться до Махката и выклянчить деньги, но тот как раз в это время шастал по лестничным пролетам ТуКУКа. Любовники втроем отправились в ТуКУК, как выяснилось, он находился неподалеку, в соседнем секторе. Пошли пешком. Шли не торопясь. Хахтияр любопытствовал, разглагольствовал и заглядывался на горожанок. Киийя и Пулиса едва понимали десятую часть его речей и расспросов, но, что могли, разъясняли а мимоходом отгоняли нахальных девок, рьяных до чужих чувов.
У автострады, разделявшей сектора, около нижнего перехода Хахтияр увидел четверку ночных тр-полицых юлдугу. Он знал, что Пулиса захватила с собой паразитр. Хахтияр жестами показал ей, чтобы она была готова защитить его и применить паразитр, а сам бросился мстить живым трупам. Недолго думая, он врезался в их тихую компанию и стал крушить налево и направо. Трое быстро полегли, и все их сопротивление заключалось в вялом цепляний за топчущие их ноги. Но один оказался быстрым и настырным. Он падал от ударов Хахтияра, тут же вскакивал и, слепо размахивая кулаками, снова и снова бросался на аграша, норовя при этом вцепиться в него зубами. Паразматик был как тряпичная кукла, и, казалось, удары Хахтияра ему безразличны и пропадают втуне, хотя вскоре лицо его стало кровавой маской. Вокруг собралась гогочущая толпа.
Тюлькилинец забеспокоился. Ему не нравился дурной паразматик, продолжавший молча и настырно напирать на него, - так не должно быть - это было не по правилам. Не убивать же его в конце концов, тем более Хахтияр уже понял, что обознался, но уйти пока никак не мог, не потеряв при этом лицо, да еще на виду у своих женщин.