Выйди и зайди нормально (СИ)

И Катя вновь заткнула его поцелуем. Выплёскивая всё желание с головой. Девушка понятия не имела, что может испытывать столько тяготы к Пятифану. Этому бездумному ушлёпку. Стоило юноше коснуться её и чувства вскрылись, как гнойный нарыв. Все тычки и остроты с её стороны приобрели новый смысл, более честный. Рома ей и правда нравился. Давно или недавно, но нравился. Губы Кати казались такими… Мягкими и приятными наощупь. Девчонки все ухаживают за каждым малейшим участком своего тела или это только педантичная донельзя отличница пользовалась каким-то пряным бальзамом? К чёрту. Слишком странно думать о Кате в таком ключе. И всё же — Пятифанов думал. Рот Пятифана ответно вмазывался в губы, как он думал, шалашовки. Целовал увереннее. Потому что уже знал как приятно сосаться вот так — до отвращения вульгарно. Мокро, грязно, исследовал языком каждый миллиметр чужой слизистой, касался ровного ряда зубов Смирновой, натыкался на язык одноклассницы и поглаживал его кончиком своего. Ведомые рефлексом, веки Ромы прикрылись, скрывая за собой золотистую радужку. Сейчас… Вот сейчас. Самое время.

Ладонь чуть подкинула левую ножку Кати, хватаясь за неё поудобнее и отправляя щиколоткой на своё предплечье. Обе руки, что в сравнении с тонким изящным тельцем Смирновой, казались огромными граблями, обхватили талию девушки, сминая некогда идеально выглаженную одежду. Пальцы надавили на нижние рёбра. Подтянули блондинку ближе к краю столешницы. А бёдра сделали грубый выпад вперёд.

И… Ничего. Головка едва ли проникла внутрь, уперевшись в плотную преграду и Рома даже не сразу понял, что войти у него не получилось. Катя выдала сдавленный болезненный стон и зажмурила глаза, хватаясь за пятифановский рукав. Что ещё за фокусы? Он делает что-то неправильно? Неужели женщины настолько узкие? Тогда он тем более хотел натянуть Смирнову. Честно говоря, Пятифан был уверен, что заниматься сексом это просто. А на то, что у Кати вместо пизды — ведро, юноша вообще готов был поставить свой родной ножик-бабочку.

Рома отпрянул телом на несколько сантиметров и, в готовности сделать новый толчок, внезапно разорвал поцелуй и спрятал лицо в выбившихся из густой косы прядях светлых волос. Твёрдый до невозможного член с усилием протолкнулся внутрь и Пятифан вздрогнул. Вздрогнул от страха. Как хорошо, что Катя не могла видеть его широко распахнутые глаза в этот момент…

Да ладно… Это же полная чушь…

Смирнова сжала губы, дабы не издать полный отчаянной боли писк. Вся сжалась комочком, напрягая ноги и боясь расслабиться. Ромка громко сглотнул, не зацикливаясь на собственных приятных ощущениях внизу живота. Вместе с пенетрацией случилось ещё что-то… Необъяснимое. Член прорвал незримую плотную преграду. Она треснула, как спелый фрукт на солнце, слишком ощутимо для чего-то незначительного. И внутри было так пиздецки узко, что у Пятифана перехватило воздух. Блять. Ты у неё первый. Ты. У неё. Первый. Рома не двигался, чувствуя, как её сердце вылетает навстречу его собственному. От затылка до поясницы пробежался холодок, руки задрожали от кошмарного осознания, и худшим было то, что юноша уже не мог отступить. Обязан был играть ебанутого самца до упора. Бёдра послушно качнулись назад, заставляя член постепенно выйти из горячего тела, а затем вновь ударились кожей о кожу, выдавая пошлый шлепок и вгоняя детородный орган во всю длину. Первый. Почему Смирнова не сказа… Блять, она же так удивилась этому «отработаешь смену». Шоколадка от Сидорова, кино. Шлюхи ведь ошиваются по задворкам, гаражам и на школьных дискотеках, а не… По вечерним сеансам.

Катю стало невыносимо жаль. Неважно, хотела девчонка этого или нет, но похвастаться первой еблей с законченным уродом у неё перед подружками не выйдет. Это клеймо, позор, Катька от него долго не отмоется, если об этом узнает хоть одна пустая головёшка из её ядовитого окружения. В ней так туго. Тело ломило от того, насколько ему хорошо физически и как хуёво морально. Органы словно бы опустились на пару секунд вниз, а затем подпрыгнули обратно. Вернуть уже ничего не получится.

Рома вжался губами в шею под ухом Смирновой. Дышал рвано, прерывисто щекоча нежную кожу. А в голове хаотично рассыпались на осколки все блядские картинки с участием одноклассницы. Самые мерзкие, самые развратные. Стройное тело под пятифановским крепким и тяжёлым — оказалось только его. Катькины похождения — ложь. Как и все предрассудки касательно, как оказалось, невинного и скромного создания.

— Ты… И-извини меня, — сдавленным почти ласковым полушёпотом, проглотив слова и затолкав их глубоко в потёмки возбуждённого мозга. Самое ебанутое время для извинений. Катя лишь коротко кивнула, не открывая сжатых век.