Выигрыш — смерть

— Парень ты вроде славный… Ну, что ж… Район у нас маленький, все друг друга знают… Думаю, председатели колхозов пойдут вам навстречу, но чтоб все было по закону… Приедешь — расскажешь, как там с договорами. А машину Первый не даст, я уже просил — не дает…

«Ты попросишь, — подумал я. — Хорошо, что хоть коньяк заглотнул, все-таки крючок».

— Иван Трифонович, вы все-таки звякните в хозяйства…

Ленцов медленно потащил к себе телефонную трубку и застыл, держа ее на весу. Казалось, он уснул. Но вот его набрякшие веки поднялись:

— Будем звонить.

Иван Трифонович ронял слова в трубку, как капли драгоценной влаги:

— Кузьмич… Ты… это… встреть тут… хлопцы-художники… Ты это брось мне… Я тебе говорю… Первая комиссия поедет именно к тебе… Что?.. Делись…

Мы распрощались тепло. Отеческая забота райкома сходу увеличила нашу прибыль на тысячу. Внутри дрожало все — лишь бы не спугнуть удачу, добить заветные полсотни тысяч!..

Возвращаясь, мы зашли попрощаться с Ленцовым, захватив бутылку «Белого аиста».

— А, Лемешко! — бутылка нечувствительно исчезла в недрах стола.

— Спасибо, Иван Трифонович, без вас нам бы тут не обернуться. Но вот — набрали. Можно и сейчас определить вашу долю.

Интересно, сколько потребует? Веки Ленцова тяжело опустились. Он переваривал сказанное.

— Ладно. Потом. Вот это сделаете для района, — Лендов протянул длинный список. Я наскоро прикинул: шестьсот рублей надо заплатить только мастеру. Не мало, но куда денешься?

До Москвы летели самолетом, с посадкой в Вологде. В папке лежали договора на сумму восемьдесят.тысяч рублей.

В Донецке мама Алика ответила в трубку:

— Его нет в городе… скоро будет.

Я забежал в магазин к Марине. Дела пришлось отложить, но в ресторане Марина пообещала узнать, кто возьмется сделать стенды и прочую наглядную дребедень. Потом мы поехали ко мне. Взвизгнула дверь подъезда, но, увы, это был и визг несмазанного колеса Фортуны. На лестнице стоял Гурам. Вот так кончается хорошее и начинается черт-те что.

— Одну минуту, Гурам. Сейчас все объясню. Марина, иди в дом, мы тут потолкуем о делах.

Как только девушка исчезла, на плечо мне легла тяжелая рука.

— А теперь слушай сюда. Ты почему брал у Саши мои деньги? Свой долг Алик возвратил и смылся. Давай половину, и без фокусов. Машина за домом, ребята давно ждут, соскучились.

— Да брось, Гурам. Дома деньги…

— Дома! А если тебя, сука, засунуть в мусорный бак на корм крысам?..

— Ну, что ты… Мы же привезли почти на сто тысяч договоров!

— С моих кровных крутишься, падла! Ну, хоть непропил… — голос Гурама помягчал. — Ладно, пошли за договорами. Не знаю, кто тебе дал «показуху», но мастеру надо отдать третью часть. У тебя есть тридцать тысяч?

…Работу мастера делали почти два месяца. Алик так и не объявился. Мать его ничего вразумительного не говорила, видно, боялась. Что бы я делал без Гурама, я был Согласен на любые грабительские проценты!

Наконец контейнер с готовой работой на станции. Каесирша бойко сообщила, что отправки придется ждать не меньше месяца. Гурам подумал, сходил в каптерку грузчиков — и наши стенды на следующий день двинулись в путь.

— Вот так, — сказал Гурам. — Полсотни на ровном месте. Ну, что ж, живи сам и дай жить другому. Ты понял? — и жестко посмотрел на меня, как бы напоминая неприятные минуты в подъезде.

Две недели контейнеры должны быть в пути. Две недели под магнитофон мы пили с Мариной шампанское, привычно слетало ее невесомое, почти прозрачное платье. Я шалел от счастья, касаясь губами ее нежной кожи с еле заметным пушком, сжимая в объятиях так, что она невольно стонала. И Марина теряла голову…

…В Устюг мы приехали на день позже контейнера. Рядом с гостиницей «Сухона» в одном из частных домов аккуратная благообразная старушка сдала нам под стенды свой сарай. Разбитной молодой шофер из «Сельхозтехники» подвез наш товар. На его бортовой трехтонке возили уголь, и стенды припорошило хрусткой, иссиня-черной пылью. У моих ног грудами лежала чеканка: метровый барельеф вождя, дородная колхозница с медным серпом. Прочие орудия наглядной пропаганды были поменьше: в основном увековеченные в алюминии рогатый скот и птица, гроздья чеканных букв, загодя увязанных в лозунги. Рядом пирамидой высились вывески колхозных правлений.

Утром мы были уже в районе. Довольный Ленцов, повертев в руках и прибрав с глаз набор молдавских коньяков, сказал:

— Действуйте, ребята!

Заметив мое замешательство (я снова хотел потолковать о его гонораре), он добавки:

— После рассчитаемся.