Выигрыши

Появились Медрано и Фелипе, не то сонные, не то чем-то Удивленные. Следом за ними поднялись Рауль и Паула. Пока все обменивались приветствиями, вошли Клаудиа и семейство Трехо. Отсутствовали лишь Лусио и Пора, не считая Персио, однако его отсутствия никто никогда не замечал. В баре шумно задвигали стульями, громко заговорили, поплыл сигаретный дым. Большинство пассажиров только теперь по-настоящему знакомились между собой. Медрано, пригласивший Клаудию за свой столик, нашел ее много моложе, чем она показалась ему прошлой ночью. Паула, несомненно, была еще моложе, но нервный тик словно налитого свинцом века настолько искажал и старил ее лицо, что сейчас она казалась ровесницей Клаудиа. Новость о том, что они стоят напротив Кильмеса, облетевшая все столики, вызвала смех и иронические замечания. Медрано с каким-то неприязненным чувством заметил, что Рауль Коста, подойдя к иллюминатору, заговорил с Фелипе, потом они уселись за столиком, где уже завтракала Паула. Лопес злорадствовал, видя явное недовольство, с каким семейство Трехо восприняло это вероломство Фелипе. Появился шофер, чтобы унести дона Гало, и Пушок бросился ему помогать. «Какой добрый малый, — подумал Лопес. — Как ему объяснить, что пижаму следует оставлять в каюте?» И он тут же тихо поделился этой мыслью с Медрано, сидевшим за соседним столиком.

— Это обычная история, че, — сказал Медрано. — Нельзя обижаться на невежество и вульгарность этих людей — ведь, по правде говоря, ни вы, ни я палец о палец не ударили, чтобы помочь им избавиться от их пороков. Мы всячески стараемся как можно меньше соприкасаться с ними, но, если обстоятельства вдруг вынуждают нас находиться вместе, мы…

— Сразу же теряемся, — добавил Лопес. — Я, во всяком случае, чувствую себя совершенно беспомощным перед такой вот пижамой, таким одеколоном и такой наивностью.

— И они это бессознательно используют, чтобы отдалить нас от себя, ибо мы тоже им мешаем. Всякий раз, когда они плюют на палубу, вместо того чтобы плюнуть в море, они словно стреляют нам в переносицу.

— Или когда включают радио на полную громкость и затем начинают кричать, чтобы услышать друг друга, по тогда они не слышат, что передает радио, и снова усиливают громкость, и так до бесконечности.

— Или когда они извлекают на свет традиционную копилку, набитую общими фразами и чужими мыслями, — сказал Медрано. — В своем роде они необыкновенны, как боксеры на ринге или гимнасты, но невозможно же постоянно путешествовать с атлетами и акробатами.

— Не впадайте в меланхолию, — сказала Клаудиа, предлагая сигареты, — и не выставляйте так поспешно свои буржуазные предрассудки. Лучше скажите, какого вы мнения о среднем звене, иными словами, о семействе учащегося? Там вы столкнетесь с более несчастными созданиями, ибо они не могут найти общего языка ни с группой рыжего, ни с нашим столиком. Они, разумеется, мечтают о контакте с нами, но мы в ужасе бросимся наутек.

Супруги Трехо и дочь вполголоса, с придыханиями и восклицаниями осуждали неуважительное поведение сына и брата. Сеньора Трехо не была расположена позволить этому сопляку воспользоваться случаем, чтобы выйти из-под родительской власти в шестнадцать с половиной лет, и если отец не поговорит с ним как следует… Но она могла быть спокойна, сеньор Трехо обещал непременно поговорить с сыном. Беба со своей стороны была истинным воплощением презрения и осуждения.

— Надо ж, — сказал Фелипе. — Плыть всю ночь и… Утром только взглянул в окошко, а там трубы торчат. Чуть опять не завалился спать.

— Это отучит вас вставать спозаранку, — сказала Паула зевая. — А ты, дорогой, не смей будить меня так рано. Чтобы это было в последний раз. Я принадлежу к славному племени сурков, как по линии Лавалье, так и по линии Охеда, и должна держать высоко наше знамя.

— Прекрасно, — сказал Рауль. — Я сделал это только ради твоего здоровья, но давно известно, что такая забота всегда встречается в штыки.

Фелипе слушал пораженный. Поздновато они начали договариваться насчет спанья. Он усердно занялся сваренным вкрутую яйцом, исподтишка поглядывая на столик, где сидели его родные. Паула разглядывала его сквозь клубы табачного дыма. Ни хуже, ни лучше других; возраст словно их уравнивал, делал одинаково упрямыми, жестокими и прелестными. «Он будет страдать», — сказала она себе, думая вовсе не о нем.

— Да, так будет лучше, — сказал Лопес. — Вот что, Хорхито, если ты уже позавтракал, сбегай посмотри, не найдешь ли кого-нибудь из команды, и попроси подняться сюда на минутку.

— Офицера или можно любого липида?

— Лучше офицера. А кто такие липиды?

— Сам не знаю, — сказал Хорхе. — Но наверняка наши враги. Чао.

Медрано сделал знак бармену, который стоял, привалясь к стойке. Бармен нехотя подошел.

— Кто у вас капитан?

К вящему удивлению Лопеса, доктора Рестелли и Медрано, бармен этого не знал.

— Уж так получилось, — объяснил он огорченно. — До вчерашнего для капитаном был Ловатт, а вот вчера вечером я слышал… Произошли перемены, и прежде всего потому, что вы стали нашими пассажирами… и…

— Какие перемены?