Где-то неподалеку аэродром. То и дело в воздух поднимается самолет и с гулом пролетает над нашим домом. Стекла в окнах дребезжат. В чернильном небе загораются огни. Красный, зеленый, белый. Я докуриваю и иду спать.
Первое, что я вижу утром, это будильник. Стрелки его образуют одну вертикальную линию. Ровно шесть. Я нажимаю на кнопку до того, как он начнет звонить, и встаю. На кухне я ставлю чайник на огонь и зажигаю первую сигарету этого дня.
В дверях появляется жена.
— Не кури натощак, — говорит она. В эту минуту она похожа на будильник. Она повторяет себя каждое утро.
Через сорок минут я ухожу.
Приближаюсь к институту я уже почти бегом. Трехминутное опоздание — это объяснительная. Лучше опоздать на три часа, чем на три минуты.
На дверях отдела металлический кружок с цифрами 1 и 3. Отдел 1. 3. Открываю дверь.
Помещение темновато, и сейчас, ранним осенним утром, включены настольные лампы. В комнате тесно. Везде письменные столы. Это легкие светлые столы. Только два стола темного дерева. Они чинные, массивные, двухтумбовые. За таким столом должен сидеть чинный, массивный мужчина, по меньшей мере кандидат наук, а еще лучше доктор. Хозяин одного стола Удо Тренкма, другого — Эндрик.
Заведующий нашим отделом Удо Тренкма кандидат технических наук, но он не массивный и не чинный. Он длинный, тощий и нервный. На макушке у него лысина. Он носит очки в темно-коричневой модной оправе. Толстые стекла очков дают ему возможность читать наши мысли, а свои скрывать. Ни за что не угадаешь, что у него на уме, никогда не знаешь, чего от него ожидать. Но ясно одно: Тренкма никогда и не хотел стать летчиком. Он хотел стать начальником отдела и стал им.
Эндрик Эсси сидит прямо передо мной. Он под стать своему столу. Широкая квадратная спина, сильная шея, большая квадратная голова. И во всем остальном Эндрик стремится быть достойным своего стола. Он хочет во что бы то ни стало стать доктором наук. Эндрику Эсси сорок лет, но для нас он просто Эндрик.
Он оборачивается, и передо мной возникают его низкий квадратный лоб, широкий нос и тяжелый подбородок.
— Здравствуй, Мати, — говорит он, улыбаясь.
— Здравствуйте, — лицемерно улыбаюсь я ему в ответ. Я знаю, что меня ожидает.
— Слушай, Мати, будь другом, окажи услугу.
Он берет кипу печатных листов и кладет на мой стол. Это очередной параграф его диссертации. Диссертации, которую никогда не придется защищать. Так считают в отделе все. Кроме Эндрика, конечно.
— Прочитай, а? — просит он.
— Ладно, — соглашаюсь я.
Моника разговаривает по телефону. На ней джинсы и облегающая темно-синяя водолазка. Она сидит весьма непринужденно на письменном столе и покачивает ногой. Ей девятнадцать лет, и она свято верит, что терпение начальника не имеет пределов. Она разговаривает громко, хохочет еще громче.
— Нет, ты можешь себе представить? — говорит Моника. — Я его вчера по стенке размазывала!
Речи ее всегда фантастичны.
Тренкма бросает в сторону Моники мученический взгляд.
— Ну! — продолжает Моника. — Он это заслужил!
Можно предположить, что речь идет о будущем муже Моники, Пээтере. Мы все хорошо информированы. Моника охотно делится и со мной. Наверное, потому, что я никогда не выдаю секретов. Молчать я умею. Никто не подозревает, что я хотел стать летчиком. Даже жена. Она и не сомневается в том, что я с детства мечтал стать младшим научным сотрудником.
— Вот именно! Он это заслужил! — повторяет Моника.
Правая щека Тренкма нервно подергивается.
— Пойдем покурим, — предлагает Прийт. Эта сакраментальная фраза знаменует начало каждого рабочего дня и разбивает его потом на коротенькие отрезки.
Мы с Прийтом выходим в коридор. За дверью нашего отдела лестничная площадка. Отсюда на первый этаж ведет каменная лестница. На стене висит поблекшая табличка с надписью: «ЗДЕСЬ МЫ НЕ КУРИМ». Под нею рисунок: рука, держащая трубку, перечеркнутая красным крестом. Здесь мы курим.
Мы зажигаем сигареты, облокачиваемся на перила и смотрим вниз, в лестничный пролет.
Меня поражает количество лысин в нашем институте. Вот и сейчас чей-то гладкий череп сияет у поворота лестницы. Моя рука машинально поднимается. Я щупаю свою голову. Да-а. Маленькая, всего лишь с пятак, но все-таки лысина.
— Подсунул тебе свою диссертацию? — спрашивает Прийт.
— Да.
— Не вздумай читать.
— Почему?
— Я читал одну часть. Все никак не мог понять, что это за енвансы, которые Эндрик советует учитывать.
— Енвансы?
— Ну да. Думал, опечатка. Подошел к Эндрику. Он говорит: все правильно, енвансы. Оказывается, это у него нюансы.
Дверь открывается, и к нам подходит Моника.
— Авторитет растет. — Моника шлепает Прийта по животу. Прийту всего тридцать два года, но волосы его заметно поседели, и он успел отрастить себе животик.
— Дура, — обижается Прийт.