– Я сегодня почти тебя не видела, – заметила Джоселин, когда они вошли в дом. – Надеюсь, ты приятно провел время со своими друзьями? – отдав дворецкому перчатки, поинтересовалась она.
Девон молча проводил глазами поднимавшуюся по лестнице жену. Он даже не сразу сообразил, что она не стала ждать, пока он ответит. Обычный вежливый вопрос, не более того, с горечью подумал он. Можно подумать, перед ней просто знакомый, а не муж. Сердце у него защемило. Она держалась с поразительным достоинством – отчужденно, холодно и замкнуто.
– Замечательно, – проворчал он. – Лучше не бывает.
– О, это чудесно, – беззаботно бросила она. – Я тоже повеселилась. Поразительно, как эти французы умеют наслаждаться жизнью!
Девон вдруг поймал себя на том, что злополучный граф де Вобан сейчас интересует его меньше всего.
– Ты же знаешь, он не любит женщин.
Джоселин обернулась. На губах у нее играла загадочная улыбка.
– Говорят…
– Уверяю тебя, так оно и есть.
– Мне это безразлично, Девон, – тем же беззаботным тоном бросила она.
Опешив, он молча смотрел, как она скрылась за дверью своей комнаты. Похоже, Джоселин дразнит его. Но он не такой дурак, чтобы попасться на этот крючок. А может быть, она сознательно хочет вызвать его ревность?
Тем же вечером он повез жену на тихий званый ужин, который давал у себя дома герцог Данхилл, один из старинных друзей его семьи. Его светлость уже одиннадцать лет как овдовел. Он был очень привязан в своей простоватой, но очень милой жене и, судя по всему, не стремился обзавестись ни новой супругой, ни любовницей. Оставшись вдовцом, он всецело посвятил себя политике и общественной жизни. Теперь его занимали только два вопроса – борьба с рабством и тюремная реформа.
Герцогу уже стукнуло шестьдесят два года – это был грубоватый на вид старый аристократ, становившийся все нетерпимее с каждым разом, когда Девон приезжал его навестить, – к счастью, такое бывало нечасто. Девон, уважая старого герцога, старался при этом, насколько возможно, избегать его общества.
Данхилл задирал каждого, кто имел неосторожность заехать к нему в гости. Девон боялся, что Джоселин, не привыкшая к его ершистым манерам, растеряется или вообще обидится.
– Герцог на редкость сварливый старикашка, – шепотом предупредил он, пока они ждали под дверью. – Он презирает общество.
– А что же он любит? – удивилась она.
– Браниться по любому поводу.
– Тогда для чего он пригласил нас?
– Чтобы поворчать.
– Ага, попался, наконец, негодник! – со злорадной ухмылкой бросил Данхилл в виде приветствия, встретив Девона с женой на пороге мрачноватой гостиной. Судя по стоявшему там лютому холоду, герцог был типичным скрягой, считавшим каждый кусок угля. Схватив слегка опешившую от такого приема Джоселин за руку, он отвел ее в сторонку, пока остальные гости проследовали в столовую.
– Что вы знаете о собаках, мадам? – рыкнул он, свирепо топнув ногой на мопса, который с угрожающим видом устремился к Джоселин, вознамерившись обнюхать ее туфли.
Мопс, ничуть не испугавшись, извивался всем своим тучным тельцем и отчаянно сопел, тыкаясь тупорылой мордочкой в руку Джоселин. Присев на корточки, она ласково почесала атласную спинку.
– Ну, могу сказать, что мне собаки нравятся куда больше, чем некоторые люди, – откровенно заявила она.
– А как вам удалось подцепить этого сорванца Боскасла? – без обиняков спросил он.
Джоселин передернуло. В глазах ее вспыхнула такая боль, что у Девона сжалось сердце. «Проклятый старикашка», – выругался он про себя.
– А может, это он меня подцепил?
– Ну, уж нет, – фыркнул герцог. – Не морочьте мне голову! Надеюсь, он хорошо с вами обращается?
– Да, регулярно выводит меня на прогулку, кормит, ну и все такое.
– Время от времени швыряет вам сахарную косточку, да? – фыркнул герцог.
– Простите?
– Прочел в газете, что он провел веселый вечерок в обществе одной прелестницы с Брутон-стрит. С Одри Уотсон.
Щеки Джоселин заполыхали огнем, однако она мужественно встретила его взгляд.
– Мало ли чего там пишут – например, что вы забавы ради вылили ночной горшок на проезжающую под окнами карету! – отрезала она.
– А это чистая правда! – развеселился герцог. – Ненавижу аристократов! Всегда их ненавидел! Самые несносные люди в мире!
Джоселин заглянула в печальные глаза мопса. На губах ее мелькнула усмешка.
– Боюсь, – брякнула она, даже не успев сообразить, что говорит, – выливая содержимое ночных горшков на головы ничего не подозревающих людей, вы вряд ли добьетесь уважения со стороны аристократии.
– Видели бы вы их лица, когда я проделал это в первый раз! – закудахтал герцог.
Джоселин, позволив мопсу обнюхать ей волосы, распрямилась.
– Смешная собачонка, – пробормотала она. – Сопишь как поросенок. Но мордочка у тебя милая. Ты мне нравишься.
Герцог молча стащил с ноги башмак и швырнул его в угол. Мопс, сопя, бросился за ним, схватил башмак в зубы и положил его к ногам Джоселин, после чего умильно завилял хвостом, явно ожидая награды.