– Нет, были такие дела, в стороне от которых та, прежняя Лимпопо хотела бы остаться. Здесь нет святых. Вы, ребята, пытаетесь сделать меня святой из-за того, что я никогда не желала вводить таблицы лидеров, не хотела, чтобы все отслеживали, что именно я выполняю основную работу, но все это было не потому, что я не хотела зарабатывать баллы. Это было
– Все жаждут признания, Лимпопо. Посмотри на детей… – в доме было одиннадцать детей от шести матерей: два пускающих слюни младенца, которые лишь недавно начали спать по ночам, и все остальные, составлявшие гладкую кривую нормального распределения, заканчивавшуюся на возрасте в двенадцать или тринадцать лет (она никогда не могла точно определить возраст: дети казались ей невыносимо юными и одновременно гораздо более старшими, чем можно было запомнить). – Они всегда хотят поощрений за свою работу.
Кроме того, они монополизируют внимание своих родителей, не видят беспорядка, а самые маленькие – страдают недержанием. Несмотря на многие достоинства, присущие детскому возрасту, то, что дети что-то делают, не означает, что мы должны делать то же самое.
– Мы уже разговаривали об этом.
Дети среди ушельцев появились с самого начала. Всегда находились родители, которые решили рискнуть и вытащить своих детей из дефолтного мира, так как посчитали, что так будет меньше риска, чем просто оставлять их там. Вся эта ерунда в школе с «ответственностью за результат» лишь ускоряла их уход – когда учителям начали платить за результаты экзаменов, родители увидели, что их детей просто втискивают в нужные рамки и невозможно помочь им справиться с проблемами или своими страстями. Они начали пугать родителей
– Да не могли они так поступать на самом деле!
– Тэм, я знаю, что ты никогда не уделяла внимание родительским обязанностям и детям, но не верю, что ты этого не застала. Это было большим скандалом даже по стандартам того времени, и переполнило чашу терпения тысяч и тысяч родителей. Начались крупные судебные процессы. Слышала когда-нибудь про Авгуров?
– Что-то знакомое.
– Оба родителя были воспитаны в уже ставших малочисленными школах-интернатах, они видели, что их дочь страдала, решали перевести ее на домашнее обучение, хотели, чтобы она помнила о своем происхождении от коренных жителей, но отказывались покупать официальные материалы для домашнего образования или платить за стандартизированные тесты. Их упекли в тюрьму.
– Да, кажется, помню.
– Был крупный скандал. Столько родителей стало ушельцами! Тогда мы впервые организовали детские ясли в «Б и Б», нам пришлось адаптировать под себя обеспечение для беженцев, которое было разработано во время Третьей Арабской весны. Производственные системы выполняли проверки произведенных игрушек на безопасность и монтировали повсюду пеленальные столы.
– Я этого не застала. Работала в Университете.
– Да, верно.
– Там были дети, но только не в моей группе. Толпа лгбтэшников[110], наверное, была несколько враждебна к людям, хотевшим завести детей, вся эта фигня про «овуляшек»[111] казалась смешной, когда ты подросток, но в ретроспективе она кажется довольно дерьмовым посылом. Представляешь, что бы чувствовали Гретил и Ласка, если бы услышали наш разговор.
Ласка без особого труда родила двух мальчиков, но у Гретил был такой нервный срыв во время обоих родов, что ей пришлось покидать родильную палату. Мальчикам сейчас сколько? Шесть и восемь? Пять и восемь? Она была плохой почетной тетей, хотя любила обоих абстрактно и осторожничала, предпочитая держаться в отдалении от всех этих соплей, слюней и ералаша.
– На следующей неделе – день рождения Стэна.
– Как ты это делаешь?
– Что?
– Отслеживаешь дни рождения всех, кого знаешь?
– Я дух домашнего очага. Рабочие обязанности. Установка напоминаний, их запуск при возникновении соответствующей темы, добавление контекста при близком приближении. Все дома это делают.
– Но ты же не куча кода, а личность. Странно, когда ты общаешься с кем-то, и этот человек начинает идеально вспоминать все, что связано с сиюминутным контекстом.
– Ты тоже так можешь, просто почини глаза.