Выход

– Я вижу. Хорошее представление. Уверен, что твои друзья просто восхищены этим, Гретил. Но через пять минут это не будет иметь никакого значения.

– Если у меня осталось всего пять минут, мне лучше насладиться ими по полной.

Она снова отключилась.

– Почему ты просто его не заблокируешь? – спросила Лимпопо.

– Потому что, пока она говорит с ним, то может убедить его запретить своим друзьям взорвать здесь все нахрен, – сказал Итакдалее.

Гретил покачала головой.

– Нет, не поэтому, – она посмотрела на инфографику, увидела потоки сетевого трафика, подумала, может ли Джейкоб Редуотер стать их спасителем, был ли он причиной того, что их сетевые каналы полностью функционировали, чтобы он мог ей позвонить. – Наверное, это одна из причин. Этот урод выкрал мою жену, похитил ее у меня. Это нехорошо, но я наслаждаюсь каждой секундой, причиняющей ему боль.

Лимпопо пожала плечами.

– Твои последние минуты на Земле ты тратишь на жалкую месть? Что ж, твоя жизнь, тебе решать.

Это ее охладило, потому что было правдой. Лимпопо всегда видела цельную картину, а жила моментом. Тюрьма сделала ее настоящим стоиком. Гретил попыталась представить, что она вынесла за все эти годы.

Сетевые каналы отключились навсегда, их дроны были сбиты одновременно с перерезанием оптоволоконных линий.

– Наверное, мне уже не придется извиниться перед этим старым ублюдком, – она взяла Лимпопо за руку. Ее рукопожатие было сухим, рука казалось хрупкой, но теплой, и она почувствовала ответное рукопожатие.

– Я люблю тебя, Лимпопо.

– Я тоже тебя люблю.

– И я тоже, – сказал Итакдалее.

– Спасибо.

Они еще раз пожали друг другу руки.

* * *

Парни болтали как макаки в кроне деревьев. Некоторые задавали нетерпеливые вопросы двум старушкам, держащимся за руки и пялившимся на инфографику, однако Гретил и Лимпопо нечего было им сказать.

Камеры все еще передавали потоки с улицы, так как внутренняя сеть до сих пор работала, материалы накапливались в очереди, чтобы отправиться во внешний мир. Полицейские ряды сомкнулись. В них больше не оставалось тех, кого можно было идентифицировать. Все прочие сидели в механоидах и бронетранспортерах или же вообще ушли за полицейские автобусы и административные трейлеры, которые приехали сюда на воздушных подушках. Стратеги на другой стороне больше не решались подвергать своих солдат психологическому воздействию со стороны заключенных, даже если это означало штурм бронированной техникой. Оружие и тактика механоидов и бронетранспортеров были преимущественно летальными, и все об этом знали. Невозможно было арестовать кого-либо, находясь внутри огромной танкоподобной машины или в костюме робота-убийцы. Можно было покалечить кого-то или убить, но не зачитать права или надеть наручники.

Механоиды искусно вышли вперед и разместили заряды на оставшихся стенах тюрем, попятились на трех ногах и пригнулись к земле, чтобы удержаться на весу во время взрыва, который окончательно разрушил стены и сотряс фундаменты зданий вплоть до самых низких подземных уровней.

Камеры на стенах полностью выключились. Они перенастроили камеры с внутреннего двора под нужды своей инфографики и видели, как операция повторилась еще раз. Бронетранспортеры вкатились во внутренний двор, выстроились стеной; механоиды перешагнули через них, прикрепили новые взрывные устройства и отступили назад. Гретил машинально проверила, что происходит с рынками, но, конечно, внешних новостных потоков больше не было. Да и сейчас это было уже не важно. Близилась развязка. Первые дни лучшей нации. Последние моменты существования этих изможденных, хрупких, физических тел каких-то глупых, несовершенных ушельцев. Гретил не позволила себе полностью отстраниться от действительности, заставила себя смотреть на экраны, чтобы увидеть, как рушится стена, как отключаются камеры. Она еще сильнее сжала руку Лимпопо.

Ее телефон зазвонил.

Она посмотрела на инфографику и увидела, что каким-то образом сети снова включились. Сети, которые полицейские фактически захватили, испортили кусачками, снова работали. Ее телефон звонил.

– Пожалуйста! – он плакал.

– Мистер Редуотер?

– Пожалуйста. Я не могу…

Она практически смилостивилась. Давай, убивай нас, твоя дочь и внуки уже далеко отсюда. Это была рефлексивная мысль, человеческая милость к старику, голос которого дрожал от горя.

– Если вы не можете, то и не должны. Здесь у каждого есть родственники и знакомые, которые завтра будут оплакивать их смерти. Если у вас есть право остановить все это… – а у него оно явно было, как еще можно было объяснить сетевой канал, механоиды и броневики во внутреннем дворе, обращенные на руины зданий, офисы и склады, не защищенные ничем, с разрушенными стенами, словно декорации для трагедии. – Если вы можете что-то сделать, чтобы остановить все это, то сможете спасти их жизни.

– Я не могу это сделать.

– Вы не хотите.

– Можно мне… Можете ли вы выйти и переговорить со мной об этом?