А позвольте же узнать, куда подевался прежний Крысолов? Тот, который всегда в шутливой форме уверял всех, что человек — это такая пакость, которая выживет всегда и везде, сколькими бы тоннами дерьма его не заливай. И что еще не выдумал дьявол таких козней, сквозь которых не пробрались бы курсанты из его «учебки». И что если верить в будущее, если начать выстраивать его хотя бы с перемены в наших душах, головах, сердцах прямо сейчас, то оно непременно наступит, если не для их детей, то хотя бы для их правнуков.
Ты умел говорить, — укорял внутренний голос. — Ты умел успокоить тысячи сердец уверениями о том, что атмосфера рано или поздно восстановится. Ты говорил, что земля снова станет плодородной, и готов был ждать этого сто лет. Ты говорил, что люди отродят жизнь на своей земле. Начнут новый виток в истории человечества и никогда не повторят ошибок их праотцев. И где ты теперь? Где тот самый, который утверждал, что даже если бы у него отобрали все оружие, он выжил бы с луком в руках и перьями в заднице? Где тот Крысолов? Почему ты разрешил снедающему чудищу, выползшему из озера отчаянья, поглотить тебя целиком? Зачем позволил сожрать твое мужественное сердце? Ты струсил? Ты больше не веришь в себя?..
«Хорошо, Кирилл Валериевич, — наконец зазвучал в его голове все тот же низкий, но одновременно мелодичный, словно голос радиодиктора, контратенор, — Как и твой юмор, мне по нраву и твоя искренность, а еще больше одержимость. Иногда такое случается, когда живущие глубоко внутри тебя демоны прорываются наружу, да? Показывают, кем человек есть в реальности, без масок, без одежд, без ограничителей во рту. Но твои демоны особенные. С огоньком из преисподней в глазах. Таких не каждый день встретишь. Я даже готов простить тебя за твое опять-таки неуместное хамство и незаслуженно дерзкое ко мне отношение и ответить глаз за глаз, откровение за откровение, хоть мне для этого и придется нарушить кой-какие правила. Но прежде, чем я дам тебе ответы на поставленные тобой вопросы, я хочу кое-что тебе прояснить. Ты ведь еще не забыл того безумца из Яготина, верно?»
— Он-то каким боком к этому всему лепится?
«А прибор, которым он в тебя тыкал, не забыл?»
— Не забыл. Что ты еще спросишь? Или надпись на его плаще я наизусть выучил?
«К твоей радости, плащ не играет никакой роли. Но видишь ли, ты порешил горемыку и отверг его теорию, приняв ее за плод воображения умалишенного человека, а что — если я скажу тебе, что тот прибор не ошибался?»
— То есть, я — мутант?! Ты это хочешь сказать? Послушай, у меня нет времени на подобные…
«Нет, это ты меня послушай! У тебя уже дважды нет времени, если на то пошло! И выбор у тебя, если отбросить неподобающие твоему возрасту выходки, очень даже таки невелик: либо ты меня выслушаешь, и мы вместе с тобой решим, что делать дальше, либо я все решу сам и прямо сейчас!»
— Ладно, — после некоторых раздумий согласился Кирилл Валериевич, окинув взглядом бесконечную вереницу зомби-тел. — Продолжай.
«А тебя это заинтриговало, верно? — заманчиво спросил голос. — Ты и сам не прочь уже узнать, что ж такого в том приборе, а? Так что если ты немного пригнуздаешь свое раздухарившееся эго, не будешь хамить и дашь мне возможность рассказать то, что я хочу — обещаю, в конце ты получишь ответы на все волнующие тебя вопросы».
— Очень на это надеюсь.
«Для того, чтобы ты понял что я имел ввиду, когда говорил, что прибор не ошибался, я должен рассказать тебе о бункерах «первенцев» и о «Едином Смотрящем». Готов биться об заклад, ты ничего не слышал ни о первом, ни о втором.
— Бункеры «первенцев»? Не припоминаю такого. Это что-то связанное со Второй мировой?
«Опять ты за свое?»
— Прости, сорвалось, — оскалил зубы Кирилл Валериевич. — Нет, ничего не слышал о бункерах, а вот второе, смею предположить — твое имя?