Остановился он лишь когда грязевая вонь непомерно усилилась, а ладони погрузились во что-то мокрое и вязкое. Понимание того, что он скатился в самый низ, будто обдало его ледяной водой, заставив не чувствовать ни боли от ушибов, что он получил при падении, ни страха, а вытянуть руки в обе стороны и подниматься по ступеням вновь. Его не тешила мысль, что дверь, возможно, сдвинулась с места — он знал, что это не так. Единственное для чего он возвращался наверх, так это чтобы забрать свой шлем и винтовку с последним патроном. И хотя пользы что от первого, что от второго ныне было не так уж и много (если не сказать, что не было вообще), без этих атрибутов он чувствовал себя словно неполноценным. Как отоларинголог без зеркального диска или бортмеханик без чемоданчика с инструментами.
Снаружи снова грянул гром. Настолько мощно и раскатисто, что, казалось, могли бы треснуть стены. Лек вернулся к двери, на всякий случай пощупал торчащий из нее штырь, на который одевалась ручка, и, отвернувшись, сперся лбом о стену. Он хотел что есть силы ударить по ней кулаком, но вместо этого лишь несильно похлопал по кирпичам, как старого друга по плечу, с которым судьба повязала его навек.
Оружие в руках больше не наделяло стрелка уверенностью. Холодный курок больше ставил его перед выбором, как израсходовать последнюю пулю: отправить ее в замок или же себе в голову? От выстрела замок мог деформироваться или хотя бы немного расшататься. Но что, если он не один? Или там установлен запорный механизм, как в укрытской оружейке, где при повороте ключа металлические штыри из двери втыкаются в стену слева и справа? А если и не так, то за этой дверью легко может окажется еще одна. Ведь темень там ничуть не другая.
Последняя надежда в душе стрелка угасла как догоревшая свеча. Остаться безоружным для него было равнозначно лишению глаза. В таком случае уж лучше смерть.
Не дать ползучей твари закончить игру, не дать себе свихнуться, не обретать себя на вечные скитания по бесконечным тоннелям… — зациклено повторял в уме Лек. — Не дать ползучей твари…
И уже когда он повернулся чтобы спереться спиной на стену и, подняв правую ногу, расшнуровать ботинок, его рука наткнулась на вогнанную в стену п-образную металлическую дугу.
В мозг будто подали резервное питание. Позабыв о ботинке, слепо шаря по стене, он нашел чуть повыше первой дуги еще одну, а выше еще одну. Вне всякого сомнения, это привело его в чувство.
Господи, это лестница! — быстро сообразил он.
Забросив на плечо винтовку, надев шлем и энергично двигая руками и ногами, Лек начал быстро подыматься. Мысли о суициде, было его посетившие, выветрились, да и добравшись до потолка, он почему-то уже ощутил себя свободным, как бывает, когда еще на пути домой, начинаешь чувствовать себя дома. И хотя люк имел полное право быть запертым или заржавелым, как дверь, судьба улыбнулась стрелку — он поддался на удивление легко. Помещение, куда он выводил, не было залито лучами полуденного солнца, как на то надеялся Лек, но свет все же проникал в него через небольшие запыленные окошка под потолком.
По дырявой крыше негромко барабанил дождь, но осознал это Лек лишь когда огляделся вокруг, и понял, что находится в цеху, вероятно того же трехэтажного здания, в котором он видел свою сохранку. Тут находились большие стеклянные емкости, формой напоминавшие лампы из старых телевизоров. Они стояли на тонких штырях по восемь-десять штук в два ряда, как пробирки для выращивания клонов, что Лек в каком-то фантастическом боевике. Кое-где между ними, соединенными целой паутиной проводов и тонких шлангов, стояли пультовые столы с множеством кнопок, регуляторов, рычагов и экранов. На них покоились припыленные колбы с засохшими на стенках разноцветными веществами и кипы журналов с записями, создавая этим свойственное ученым, присутствие легкого рабочего хаоса.
Лек быстро осмотрел цех на признаки обжитости (не хватало еще после всего угодить в пасть медведю!), и уже подошел было к открытым настежь дверям в светлый коридор, над которыми было написано «выход» когда распознал на фоне стука дождя по крыше четкие хлопки.
Он посмотрел на огражденный невысокими красными решетками, круглый выступ с люком наверху и первым делом подумал, что звук исходит оттуда. Но тот был надежно заперт, и открыть его с той стороны было невозможно. А когда хлопки повторились, лицо Лека вдруг вытянулось, рот невольно раскрылся, а зрачки расширились до краев.
За мной вернулись… — как молнией в дерево, ударила в его сознании внезапная мысль.
Удержать его на месте в это мгновенье не смогла бы никакая цепь.
Стахов сидел хоть и в самой просторной, но все же неуютной и чужой для него кабине «Чистильщика». Последних полчаса он только то и делал, что курил, сбрасывая пепел через приоткрытое окно и во все глаза высматривал усеянный валунами край берега, за которым скрылась поисковая группа. Настолько давно, что, казалось, за это время он уже успел постареть лет, минимум, на пятьдесят.