Недавно Пикетти и Саез добавили еще один аргумент. По их мнению, резкое снижение налогов на высокие зарплаты побудило руководителей еще больше расширить границы допустимого в погоне за рентой, причем за счет остальных сотрудников. Почему? Потому что отчисления в их карман с более высокого чистого дохода выросли, и, надеясь на личную выгоду, руководители были готовы рискнуть навлечь на себя недовольство или нарушить законы нравственности. Как отмечали Пикетти и Саез, это довольно сильная негативная корреляция между наибольшими ставками налога и долей дохода 1 % самых богатых, причем наблюдаемая за длительный период и в разных странах.
Из всего сказанного я делаю вывод, что резкий рост доходов самых состоятельных следует воспринимать как отражение тех же социальных и политических факторов, которые способствовали ослаблению финансового регулирования. Ослабление регулирования, как мы уже видели, важно для понимания причин начала кризиса. Но какова роль самого неравенства?
Неравенство и кризис
До начала финансового кризиса 2008 года я часто выступал перед неспециалистами, рассказывая о неравенстве доходов и отмечая, что у самых богатых они выросли до размеров, невиданных с 1929 года. Естественно, мне задавали вопрос, не значит ли это, что мы стоим на пороге новой Великой депрессии, и я отвечал, что это не обязательно и прямой зависимости между сильным неравенством и экономической катастрофой нет.
Кто мог знать?..
Тем не менее корреляция не равнозначна причинно-следственной связи. Тот факт, что за возвратом к уровню неравенства, существовавшему до Великой депрессии, последовал экономический спад, может быть простым совпадением. В то же время он может объяснять общие причины обоих явлений. Что мы знаем наверняка и что можем лишь предполагать?
Вне всяких сомнений, общие причины есть. Приблизительно в 1980 году в Соединенных Штатах Америки, Великобритании и в некоторой степени в других странах наблюдался серьезный политический поворот вправо. Этот поворот повлек за собой изменение политики, особенно в части максимальных ставок налогов, а также изменение социальных норм, в частности ослабление неприкрытого давления, которое сыграло существенную роль в резком росте доходов самых богатых. Тот же самый поворот вправо привел к финансовому дерегулированию и неспособности контролировать новые виды банковской деятельности, которые, как говорилось в главе 4, в значительной степени создали условия для кризиса.
И все-таки есть ли прямая причинно-следственная связь между неравенством доходов и финансовым кризисом? Возможно, но доказать ее очень сложно.
Так, например, популярная версия о связи неравенства и кризиса — рост доли дохода, получаемой богатыми, подрывает совокупный спрос вследствие сокращения покупательной способности представителей среднего класса — при возможности взглянуть на цифры оказывается неубедительной. Теория «недостаточного потребления» основана на предпосылке, что доходы сосредоточиваются в руках меньшинства, потребительские расходы сокращаются, а сбережения растут быстрее, чем инвестиционные возможности. Однако в действительности потребительские расходы в США оставались на высоком уровне, несмотря на увеличение неравенства, и личные сбережения в эру финансового дерегулирования и роста неравенства не увеличивались, а, наоборот, постепенно сокращались.
Более логичным представляется противоположное утверждение: растущее неравенство привело к чрезмерному, а не к недостаточному потреблению. Если точнее, увеличившийся разрыв в доходах заставил «отстающих» влезать в непомерные долги. Роберт Франк из Корнеллского университета утверждает, что рост доходов элиты ведет к так называемому каскаду потребления, который заканчивается уменьшением сбережений и ростом долга: