Читаем Выход из мёртвого пространства полностью

Решение приходит само собой (написал так - "само собой" и понял, что это просто дежурная фраза; как случается, что в доли секунды придумываешь такое, что в другой ситуации и за большее время не придумал бы, какие-то таинственные силы организма в действие приходят, что ли?): я сбрасываю сиденье, становлюсь коленями на пол кабины и доворачиваю пулемет вверх до упора. Положение, конечно, не из самых удобных, но зато истребитель у меня в прицеле. Уж теперь я огонь открою не сразу, теперь я подожду. Подойди ко мне поближе, поближе, поближе... 800 метров, 600, 400... Нервы напряжены до предела. Только бы выдержать, выдержать!.. Тщательно прицеливаюсь и выпускаю длинную очередь. Трасса буквально упирается в "фоккер", тот даже не успевает открыть ответный огонь, вспыхивает и, объятый пламенем, несется прямо на наш "ил". Вот тут у меня - мороз по коже: неужто немец решил таранить нас? Но Коновалов, который не среагировал ни на мои крики, ни на лампочку, услышал очередь, все мгновенно понял и резко рванул самолет вправо. Горящий "фокке-вульф" пронесся рядом.

Не скрою, такое необычайное зрелище отвлекло мое внимание, и это чуть не стоило нам жизни. В это время второй "фокке-вульф" приблизился к нам справа и дал очередь. Бил он довольно метко: снаряд попал в антенну, осколки угодили в кабину, но задели на мне только шлемофон. Хотя и это - надеюсь, вы мне поверите - ощущение не из приятных. Рванул я пулемет влево и увидел уходящий вверх фашистский самолет. Жму на гашетку, но уже поздно, не достать.

И тут чувствую: какая-то гигантская сила вытягивает меня из кабины, прижимает, буквально вдавливает в пулемет. Все! Значит, мы сбиты, и самолет со страшной скоростью летит вниз. Тут и страх наваливается на меня, каждая клеточка моего организма, кажется, не может, не хочет мириться с тем, что еще несколько секунд - и смерть, пустота, небытие. Но такое состояние только на мгновение. Делаю чуть ли не сверхъестественное усилие, хватаюсь обеими руками за турель. Держусь. Выглядываю из кабины: далеко ли земля? Близко, ох, совсем близко!

Но тут нагрузка спадает. "Ил" переходит в горизонтальный полет. Живем, значит?.. Но живем довольно хреново (простите, конечно!): хвостовое оперенье разбито, в фюзеляже две пробоины, переговорное устройство не работает. Поворачиваюсь к кабине летчика, тот что-то согнулся, но самолетом управляет, мотор работает, кажется, нормально. Коновалов поворачивается ко мне, показывает большой палец: мол, самочувствие отличное, самолет в порядке. Ничего себе отличное, ничего себе в порядке! Я вижу окровавленное лицо Коновалова, брызги крови попадают на стекло фонаря машины. Но все равно: живем! А раз живем, то и воевать должны продолжать! Поэтому бросаюсь к пулемету. Там, оказывается, задержка: разрыв гильзы. Задержку устраняю быстро, хотя пальцы и продолжают дрожать. Слежу за воздухом, ведь до нашего аэродрома еще далеко!

"Ил" несется низко над землей в сторону Балаклавы. Других самолетов нашей группы не видно. Коновалов поворачивает на север, прижимается к гряде гор. И тут я замечаю двух "мессершмиттов", идущих вдоль южного берега. Не нам ли вдогон? Да, самое время...

Теперь вижу и двух "яков", но они еще далеко, а "мессеры" уже перестраиваются для атаки. Не в тех мы теперь условиях, чтобы поджидать да прицеливаться, поэтому открываю упреждающий огонь. Первый "мессер" прекращает атаку и начинает набирать высоту. Тут его настигает "як" и сбивает. Второй "мессер" отворачивает в сторону и исчезает.

Коновалов слышал и как я стрелял, и "мессеров" видел, по маневрировать просто не мог: машина плохо слушалась его.

Это же было причиной того, что мы оказались в ущелье. Да, положение... Справа и слева горы, впереди гора, а развернуться невозможно. Вот уж действительно смерть гонится за нами по пятам. Но Коновалов - мастер, причем мастер высочайшего класса: на подбитом "иле" с минимально возможной скоростью все-таки набирает высоту и буквально в нескольких метрах от вершины горы переваливает ее. Теперь разворачивается влево и берет курс на север. А над нами, как бы подбадривая, барражирует пара "яков". Они сопровождают нас до Симферополя и только тогда уходят на свой аэродром.

Коновалов ведет машину в самом выгодном режиме, бережет горючее. Плавно снижаясь, летим в направлении нашего аэродрома. Наконец Тумай. Такое чувство, будто в отчий дом возвращаемся. Вижу родное, покрытое ровной зеленью поле, землянку командного пункта, самолеты на стоянках. У КП толпятся люди, видно машину с красным крестом. Дома, наконец-то мы дома!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии