Выход из Windows

Финк был единственным человеком, который для нее что-то сделал в этой жизни. Ей казалось - выхода нет. Муж приходил пьяным каждый день. Они больше не спали в одной постели, а молодой майор улыбался с порога и выплевывал пахнущие спиртом и куревом слова: "Ты чё, Галчонок, все круто!" И Галочка превращалась в сестру милосердия. Родители из Тулы писали, чтобы она срочно родила ребенка, а она боялась этого.

Она даже не знала, чем ей может помочь новый начальник, когда он предложил свою помощь.

Ни лечение, ни перевод в подмосковный гарнизон, ни наказание мужа - ей, Галочке, не принесли бы облегчения. А уйти ей было некуда. И вот тогда Фипк снял для нее комнату в тихом переулке за Сретенкой. Ее зарплаты хватило, чтобы за три месяца купить в комнату маленький детский хохломской столик, кресло-кровать и холодильник "Морозко". Кое-что забрала из дома, свою одежду, плед и подушку. Первое время обходилась без телевизора, телевизор она могла бы забрать у мужа, по уезжала она днем, пока тот был на службе, а телевизор тяжелый, одной не дотащить. Зато в ту осень и зиму она пересмотрела весь репертуар московских театров, могла сказать, в каком порядке располагаются залы в Пушкинском музее и Третьяковке. Галочка подала на развод. Вскоре Приходько перевели служить на Сахалин.

Адольф Зиновьевич не был похож пи на кого в министерстве. Нет, конечно, многие рвались сделать карьеру, выслуживались, строили козни, подсиживали и подставляли коллег, начальников и даже обслуживающий персонал, гражданских, чтобы на их место посадить своих людей, но породы в них не было. Это невозможно объяснить словами. Да и порода не всегда от происхождения зависит, а от того, сколько в кого природа силы и индивидуальности внутренней заложила. Характеры-то потом портятся, а порода остается.

У Финка были амбиции. Они ярче погон сверкали на плечах его штатского импортного костюма, они были вплетены в его аккуратную стрижку, шлейф этих амбиций тянулся за ним тонким запахом мужских духов "Шанель No5". Такого мужского шарма Галочка еще не видела. Она ловила аромат его парфюма, даже тот воздух, который он выдыхал, она ловила. Она мечтала по ночам до пяти утра, а до десяти вечера просиживала на работе. Даже когда он впервые накричал на нее, она продолжала трепетать от своей страсти. Но Финк не замечал ничего. Или не хотел замечать.

Отношения их все более налаживались: начальник и секретарь притираются друг к другу, так же как и молодожены. Галочка летала на работу на крыльях, Финк ездил на машине с мигалкой.

Мигалка - это был у него юмор такой, тоже амбициозный. А о его второй жене никто никогда не слышал. Только когда родился сын, Финк дал Галочке сто двадцать рублей, попросил накрыть стол и пригласить трех начальников отделов и главного бухгалтера. Галочка плакала всю ночь.

А на следующее утро принесла огромный букет, поставила на столе шефа...

СУДЬБА

Братченко попросил разрешения проводить Галочку до дома. Дорога была недлинная, да время позднее. Девушка заинтересовала его. И он даже не стал пошлить, спрашивая: не "Галина ли она Бланка, буль-буль"?

За два дня знакомства Братченко прикинул, понял, что Галя - женщина порядочная, скромная, а главное - в ней было много того, что ему так нравилось: кроткая улыбка, виноватый взгляд.

Он поглядывал на нее весь день, изучал, замечал нюансы: красные глаза, мокрый платок, вежливую улыбку, вот она календарь в кабинете Финка перевернула, вот чаю Вите и оперативникам поднесла. Вот осторожно налила себе стакан сока. И сразу зажала нос пальцами, слезы потекли, не сдержалась.

- У вас тут, наверное, спокойный район, всетаки самый центр.

- Не знаю, меня Бог миловал, а вот Адольфа Зиновьевича нет, - Галочка отдала Вите сумку с заказом, и они вышли на улицу.

- От судьбы не уйти...

Они спустились к бывшей площади Ногина, по подземному переходу прошли на другую сторону улицы. Сегодня Галя впервые ушла с работы вовремя. Да и то после всех, народ с улицы уже схлынул в метро, на площади в сторону набережной образовалась небольшая пробочка, а Москва расцветала, налила горячим солнцем, слева за памятником Кириллу и Мефодию, сверкающим на солнце, зазеленел вечно бурый бульвар, как и предрекала Серафимова.

Город чем-то напоминал морской порт, омытый солнечным ветром, отражающий блики волн, расцвеченный яркими красками и переизбытком света.

Виктор видел, как Галя стесняется, как краснеют ее уши от неловкого молчания, как она подбирает слова. И тогда он сказал то, что сблизило их почему-то сильнее, чем все разговоры во время исследования кабинета Финка.

- Адольфа Зиновьевича будут хоронить в понедельник. Похоже, вам придется заниматься поминками, хотите, я вам помогу? Ваши шефы решили Финка кремировать. У него ведь родных нет, только вы.

- Сын, - поправила Галя, - маленький. Родители умерли. Можно сказать, у меня на руках.

- Как это?

- И отец, и мать умирали в больнице, а ездила-то я, и устраивала, и навещала.

- Да, вот и выходш , что кроме вас никому нет дела, как его проводят, ни женам, ни Кате этой.