Угроза ещё оставалась. Потому что неизбежной инерцией воздушного маневрирования дистанция успела сократиться до пяти, а некоторые машины оказались и вовсе в трёх километрах от корабля. Однако там наверху в кабинах истребителей и бомбардировщиков народ сидел серьёзный. Никто дурака валять не стал — получив приказ «прекратить атаку», лётчики постарались выдерживать курс, не пересекающийся с недавней целью, обходя стороной.
Всё равно провожаемые стволами орудий.
Ва-банк
— Аларм, — ровно и негромко произнёс капитан 1-го ранга.
Слишком уж ровно для термина изначально несущего в себе сигнал чрезвычайности. Тем более что спокойствия не было и в помине — брошенное следом особисту: «Ко мне в каюту!» прозвучало резко, в приказном тоне, чего между ними не водилось.
На деле же ощущение утекающего времени продолжало давить, и кэпу попросту было не до сложившихся порядков.
В голове зрело текущей дилеммой:
«Времени у нас час — договорённость отсрочки. И мне нужен этот час! На организацию. Лететь…».
Он даже приостановился, мысленно споткнувшись на этом «лететь»… и следующий за ним по пятам полковник в свою очередь чуть не налетел сзади.
Решение кому отправляться на встречу вытекало из простой и бесстрастной очевидности:
'Мне! Никто другой, кроме меня не обладает достаточным пониманием ситуации! Я не могу допустить, чтобы тот же особист по незнанию и неподготовленности прожопил всё в самом начале. Когда все будут на ножах, подозревая в каждом оброненном по неосторожности слове подвох и засаду. Тем паче, целый командир корабля на переговорах это аргумент от первого лица! Пренебрегать которым в нашем далеко неоднозначном положении было бы неправильно.
— Да, — тихо повторил он вслух, — лететь надо непременно мне. Придётся оставить мостик. Невзирая на устав.
Прогоняя чередой далее:
'Вторым номером возьму замполита. Он хоть и парадный карьерист, но с виду как раз такой — очень соответствующий своему образу: комиссар с головы до ног! Одним словом, тоже будет своего рода визитная карточка — убедительный коммунист-партиец, в котором должны увидеть своего.
А вот полковника КГБ я бы уговорил остаться. Да. При всём уважении к протоколам, обязывающих офицера особого отдела присутствовать на официальных встречах с «местными», Вова всё же по другим делам. В то время как на повестке дня, если в гостях всё пойдёт положительно, будут стоять сугубо морские и боевые вопросы — чисто моя прерогатива. Да и адмиралу там, до того ли будет?.. Думаю, он тоже не уполномочен вести такого рода переговоры, граничащие с государственным масштабом'.
Все эти соображения Андрей Геннадьевич и изложил полковнику, сдержано объяснив, почему тому лучше остаться на корабле. Подытожив: — Так что, Владимир Николаевич, мне на встречу лететь по-любому. Вам же рисковать смысла не вижу.
Тот принял. С пониманием. Лишь заметив:
— Честно, я всё время, едва мы оказались не там где планировали, а в 1944 году, пытаюсь себя поставить на место моих нынешних коллег — сотрудников НКВД, и чиновников рангом выше, вплоть до самого главного… ну, вы понимаете. И…
В общем, теряюсь. Не просто будет настроить аборигенов на правильное, и главное, быстрое принятие сложившихся фактов. А тут так и вовсе — где-то не пойми где в океане, вдали от баз и берегов — то чего здесь быть не должно…
— Мне придётся быть очень убедительным, — тягуче выдавил кэп. Призадумавшись. Сделанное замечание дало новую пищу для скепсиса и смутных опасений, что пока он тут организуется, всё может обернуться вспять, возвратившись к исходному положению.
«А ведь и правда. Каково там адмиралу страны Советов в третью годину Второй мировой войны в дальнем океанском походе⁈ Он достоверно знает, что их эскадра и ещё несколько судов снабжения, разбросанных по точкам координат, это все, что есть в Атлантике из советского водоплавающего. Наверняка сейф переворошён, все секретные пакеты вскрыты — никаких других 'домашних заготовок» штаба ВФМ от Кузнецова или дальних замыслов Сталина (с Берией в придачу) нет. Значит, сказочки⁉ Значит — враг⁉
И что предпримет? Пораскинет сомнениями, плюс советчики походного штаба подсуетятся, возьмёт да и передумает. И тогда…
И тогда срежут доверчивый «Камов» без затей на подлёте из зенитки. Подберут из воды тех, кто уцелеет. И начнут пытать в корабельных казематах местные аналоги особого отдела — товарищи из СМЕРШ'.
— Да. Придётся быть убедительным, — повторил со вздохом Геннадьич. Добавив, — если нас раньше не угробят к чёрту…
— В смысле?
— Вот потому и нельзя нам вдвоём. Если что-то пойдёт не так — рухнет вертолёт, или чего хуже — собьют, случайно, или намерено, крейсер останется обезглавленным на важную информационную составляющую. Ту, о которой известно только нам с вами.
Старпом, конечно, встанет у руля. Но он же ничего, ни черта не знает, не в курсе, допуском не вышел. Кто у нас ещё? Только товарищ учёный, который хоть как-то в теме, а по сути, сугубо цивильная фигура, штафирка, не имеющая права голоса. И как тогда сложится судьба крейсера и всего экипажа, бог весть. Кстати…