Шалое воображение, избалованное кинематографом 21 века и игровыми компьютерными компиляциями, вдруг вознесло его птичьим полётом, где видом сверху резала океанские волны остроносая фигурка противолодочного крейсера, одиночки-скитальца «Кондора».
Затем переносом на пятьдесят миль в сторону под крылом прорисовывался кильватерный строй во главе угрюмого бронированием линкора. Там, в недрах его стальных переборок и палуб, флагманский походный штаб и сам адмирал-командующий пытались найти правильные решения.
Так же как он тут.
«Но только я, и больше никто другой, хоть как-то догадываюсь и представляю, что происходит. Свинство ситуации заключается в том, что… вот же гадство»!
Наконец этот напрашивающийся вывод обрёл осмысленные очертания: в ново-открывшихся реалиях проскочить необнаруженным одиночкой уже просто не получится, поскольку Флот метрополии и все сопутствующие союзнические силы всесторонне мобилизованы на поиск и уничтожение эскадры советских рейдеров! В этом случае противолодочный крейсер непременно попадает под общую раздачу. И как уж там сложиться…
«Большой драки нам, наверное, не избежать. И потерь тоже. Не избежать. Если не вовсе… — капитан 1-го ранга Скопин прекрасно осознавал сильные и слабые стороны своего корабля, — а вот если…».
Собственно это «если» вытекало из очевидных и логически оправданных постулатов выживания — прибиться к стае! Иначе говоря, войти в состав советской эскадры.
«Как только это организовать, чтобы всё прошло с наименьшим трением? Ведь выйти вот так с бухты-барахты на связь — это буквально ставка ва-банк, в надежде на правильную реакцию советского адмирала и его штаба. А она-то, реакция, как раз таки может оказаться обратно противоположной желаемой».
Все эти мысли роились в его голове, в то время как ноги опять несли в радиоузел. По сути, он уже сделал для себя выбор. И для всего корабля. И экипажа.
Мельком глянул на время. После улёта разведчика прошло не более двадцати минут. Просвистело, и не заметил.
— На каких частотах перехватили сообщение самолёта-разведчика?
— На коротких, — ответил в готовности сам командир боевой части, капитан-лейтенант, — длина волны 25 метров.
— Какое будет покрытие нашей передачи по дальности, если мы выйдем на этой же частоте?
— Сейчас проходимость радиоволн, судя по приёму других радиостанций, связанных метеоусловиями, только ухудшается. Но отражением от ионосферы нас далеко услышат.
— Мне надо чтобы не далеко, — сделал упор на «не» каперанг. Развернул вращающееся кресло, подсаживаясь сбоку к пульту. Уже привыкнув к маленькому бардаку в подразделении (на вахте все хрустят ржаными сухариками), машинально зацепил и себе пару кусочков, хрумкая, перемалывая в уме тезы:
«Это была самолётная радиостанция, там коротковолновка вполне уместна. На кораблях же, для связи внутри походного порядка (внутриэскадренной), станции УКВ в штате. Тут даже частоты знать не обязательно, приёмная вахта, как положено, ведётся в широкополосном диапазоне, услышать они нас должны по-любому».
Сухо распорядился:
— На передачу работаем на ультракоротких. Слушаем по всей полосе. Внимательно.
Старшина-оператор бойко пощёлкал тумблерами, запуская аппаратуру, настраивая на нужное, уступая место командиру корабля, видя, что тот потянулся к гарнитуре.
Форму запроса Скопин выбрал самую прямую:
— Противолодочный крейсер «Москва» вызывает линейный корабль 'Советский Союз.
Рассчитывать на моментальный ответ не приходилось, снова чётко и настойчиво отправляя в эфир:
— ПКР «Москва» вызывает ЛК «Советский Союз».
Замечая, что стоящий побоку капитан-лейтенант даже бровью не повёл на вдруг откуда-то взявшийся ЛК «Советский Союз» и какую-то осведомлённость кэпа:
— Молчат. Может сменить частоту?
— В их интересах использовать радиосвязь, действующую лишь в пределах прямой видимости.
Повторив вызов ещё несколько раз, Андрей не без досады отметил, что вероятно всё будет не так быстро и гладко, как он полагал. Уступив своё место оператору (не самому же сидеть сиднем за пультом занудно долбя запросами), велел:
— Продолжай вызывать в том же порядке.
Однако покидать радиорубку не собирался:
«Если ответят, когда ответят, я должен быть на подхвате, сразу повести переговорный процесс».
Связался с «ходовой», попросив вызвать начальника особого отдела по громкой внутрикорабельной связи в радиорубку. Срочно. Полковника КГБ пора было поставить в известность обо всех новых обстоятельствах, тем более уведомив, согласно регламенту полномочий, об ожидаемых переговорах.
'Вот только ума не приложу, как оптимально сжато и доходчиво довести ему весь расклад. Пока всё обрисуешь, пока приведёшь все сошедшиеся факты…
Хорошо бы главное доказательство вот сейчас ответило в эфире, подтвердив мою догадку, и никого не надо было бы обрабатывать, доказывая и убеждая'.
Особист постучался в дверь буквально спустя минуту, наверное, оказавшись поблизости. И сразу напряг, расслышав громко вызывающего в эфир оператора, едва вникнув в содержание: