Выход Силой

— Но я… Да что — я?! Все мы, весь педагогический коллектив Лицея! Именно так! Весь! Весь коллектив, безмерно рады, что вы, Антон, со своим опекуном, уважаемым господином Варговым, решили перейти с домашнего обучения на классическое… Гм… Да! Классическое! Именно что под сенью нашего, так сказать, славного традициями Лицея. О! Не беспокойтесь! Проверка полученных юношей знаний будет организованна в первую же… гм… да… в первую же декаду по поступлении. На тоже, знаете ли, любопытно будет сравнить… гм… да, сравнить несомненно уважаемое нами, как профессионалами…

И тут я понял, почему табличка на двери кабинета покрылась зелеными разводами патины от старости. Все просто. Этого словоблуда из антикварного кабинета трактором не вытянешь. Он здесь навечно. Он был здесь всегда, есть и будет до скончания времен. До Рагнарока включительно. И возможно — к тому есть все предпосылки — останется после победы сил Света над Тьмой. Кто бы из них не победил.

Сделал вывод: уважать этого Малковица пока было не за что. Правда, тут же сделал сам для себя оговорку — нужно будет посмотреть, сможет ли директор выполнить обещанное, и действительно организовать мою аттестацию по изученным дома предметам. Тогда, хотя бы, можно будет с чистой совестью признать, что Малковиц хотя бы человек слова.

— Два вопроса, господин Малковиц, — нахально вклинился я в первую же подвернувшуюся паузу. — Общежитие, и слуга.

— Да-да, конечно, — мгновенно переключился тот. — Ты уже сейчас можешь заселиться в общежитие. К сожалению, Устав нашего славного Лицея предусматривает проживание в одноместных номерах. Традиционно, твоим соседом по секции станет учащийся младшей школы… А слуги… А что слуги?

— Есть ли возможность поселить поблизости моего слугу? — как о чем-то само собой разумеющемся, поинтересовался я.

— У тебя есть слуга? — удивился опекун.

— Поселить в кампусе слугу? — удивился директор.

— Конечно, у меня есть слуга, — аристократично вскинул бровь я. — И конечно я хотел бы иметь его где-нибудь рядом.

— За всю многовековую историю нашего славного… — начал было толстяк. Умолк и вместо обычной для себя ничего не значащей словесной шелухи, спросил совершенно по-человечески:

— Зачем тебе слуга, юноша?

— Кто-то ведь должен заботиться обо мне, — пожал я плечами. — Не делать же мне самому… разные неприятные мелочи.

— Я извещу начальника внутренней стражи, чтоб приготовил пропуск для одного человека, — после минутных раздумий, огласил директор вердикт. — Боюсь, постоянно болтаться по кампусу постороннему человеку — совершенно недопустимо… Но посещать тебя хотя бы несколько раз в неделю, это вполне возможно. И только во внеурочное время.

— Спасибо и на этом, — холодно выговорил я, так чтоб и этому Колобку стало понятно, как я разочарован его решением. — К кому нам обратиться по поводу заселения в общежитие?

Хлопотное это дело, я вам скажу. А когда плохо знаешь, в некотором роде, географию на первый взгляд бессистемно разбросанных по территории зданий, так и вовсе: много суеты с беготней, и мало дела.

Следуя рекомендации директорского секретаря, отправились сразу в здание стражи кампуса. Это, если что, в полукилометре от главного здания, сразу возле единственных ворот ведущих внутрь охраняемой территории. Однако там выяснилось, что без личной визы начальника стражи, чей кабинет — ну, конечно же! — на том же этаже, что и директорский. Вернулись. Провели весьма информативную, но больше смахивающую на банальный допрос, беседу с господином Ормссоном. Подписал несколько бумаг, в которых извещался, обязывался и гарантировал чего-то там. Несомненно, в лучших традициях лицея. Получили заветную бумажку с неразборчивой подписью, индивидуальный ключ-карту учащегося — она же пропуск на территорию, и специальный жетон гостя Лицея для слуги. Директор заработал один дополнительный балл в пользу обязательности.

И снова: стража у ворот, еще один ворох бумаг, и направление в ведомство заведующего хозяйственной частью. Потому как — конечно, традиционно — до заселения в общежитие, мне и опекуну следовало принять на себя ответственность за часть лицейских материальных ценностей. И получить, за одно, несколько комплектов форменных костюмов учащихся. Это же так весело, смотреть на потного абитуриента, таскающегося следом за сухощавым и невысоким комендантом единственной, из пяти, мужской общаги учебного заведения. Ибо этот прохиндейского вида мужичок, просто обязан был провести ознакомительную экскурсию для каждого вновь заселяющегося.

И вот, наконец, наступил тот долгожданный миг, когда мы с Варговым перешагнули порог моего, на ближайшие полгода, пристанища. К тому моменту я уже наверное раз двадцать рассказал сам себе древнюю историю про вырезание рун на костяном кубке и наградил сам себя почетным званием спасателем Лицея рецидивистом. Ближе к концу я вдруг как-то расслабился. Нет, не смирился. Не сдался. Просто гнев перерос «руны на роге режу, кровь моя их окрасит» в отстраненную ярость «рунами каждое слово, врезано будет крепко».