Выход Силой

И я был с ним полностью согласен. Небольшая, наверное — три на четыре, комнатка разительно преобразилась. Мебели существенно прибавилось, и сама она выглядела новенькой, никем ни разу не пользованной. Да чего уж там, она и запах имела такой характерный: картон и свежее дерево.

Кровать была аккуратно заправлена. У двери лежал синтетический коврик с какой-то глупенькой надписью на латинском, а на подоконнике — горшок с неведомым комнатным растением. Ни о какой грязи по углам не могло быть и речи. Все сияло.

— Признаться, думал придется серьезно пообщаться с местным начальником, — покачал головой подполковник интендантской службы. — А они молодцы. Порядок знают.

Я неопределенно пожал плечами.

— Что-то же должно было быть сегодня хорошим, — уныло выговорил я.

— Понимаю, — невесть чего понял Варгов. — Нелегко оторваться от всего привычного, и вырваться в Большой Мир. Да?

— Вроде того, — не стал спорить я. Но и рассказывать почти незнакомому человеку о том, с какой жадностью рассматривал картинки этого его «Большого Мира» в сети, как торопился, рвался навстречу чему-то новому, тоже не хотел. Дядькой мой опекун оказался вроде бы неплохим. Плохо воспитанным, много о себе мнящим и любящим покомандовать? Да. Но плохим? Нет.

Только — чужим. И место в ближнем круге Олеф Бодружич Варгов, подполковник интендантской службы Берхольмского гарнизона, пока не заслужил.

— Здесь твоя мама тебе пирожков приготовила, — слегка смутившись, поставил он на стол картонную коробку, которую нес на вытянутых руках, пока я корячился с последним чемоданом. — Перекусить.

— Спасибо, — вяло выдохнул я, устраиваясь в кресле у стола. Жаль, что Варгов не умеет читать мысли. Узнал бы несколько новых способов по применению этих пирожков.

— Чем думаешь заняться?

— Душ, столовая, немного сети и спать. Завтра трудный день, — не стал скрывать своих планов.

— Добавь туда еще посещение куратора, — серьезно посоветовал опекун. — Лучше это сделать сегодня. Он обязан завтра представить тебя классу, а до этого должен будет составить о тебе свое какое-то представление.

— Вот как? Не знал.

— Да уж…

Пару минут посидели молча. Как на похоронах. Когда надо бы о чем-то говорить, но все темы кажутся неуместными.

— Ну, я, пожалуй, поеду, — хлопнул себя по коленям подполковник. — Дела еще, знаешь ли.

— Хорошо, — снова ноль эмоций. — Рад был познакомиться лично.

— Да-да. Мне тоже, — покивал опекун, которого я видел второй раз в жизни. — Поеду.

И уже у двери, словно решившись, остановился и выдал:

— Не держи обиды на свою маму. Ладно? Она славная женщина, и пытается забыть… Понимаешь? Твой отец, при всем моем к нему уважении, был… тяжелым человеком.

— Был? — вскинул я брови. — Вам что-то о нем известно?

— Нет-нет, — взмахнул руками тот. — Не более остальных. Не более…

— Жаль, — искренне огорчился я и даже попробовал улыбнуться. Получился какой-то волчий оскал. Еще зарычать не хватало.

— Все, — отрезал сам себе пути отступления Варгов. — Уехал. Нужно чего будет — звони. Приятно оставаться и успехов в учебе.

Кивнул. И подумал о том, что такие вот, общепринятые словоформы — они настоящее спасение для людей, не знающих как поддержать разговор ни о чем. Для чужих друг другу. Для тех, с кем молчать неуютно.

— Сурово, — пропищал кто-то сзади, когда Варгов уже вышел, и я захлопнул за ним дверь в общий на две спальни коридор. — Прости, у тебя дверь была приоткрыта, а слышимость здесь ого-го.

— Буду иметь в виду, — хмыкнул я. С уходом опекуна настроение начало понемногу ползти вверх. — Здравствуй, неведомый сосед.

— Это, как неведома зверушка, что ли?

— Ну почему зверушка? — сделал вид, словно удивился я. И заглянул мальчишке за спину. — Хвоста нет. Значит — соседушка[10].

— Я человек, — обиделся малыш.

Нужно было признать, на ниссе парнишка совсем не походил. Да, маленький. Ну, так, а чего еще ждать от мальчишки десяти или одиннадцати лет? Опять же, представители дивного народца в большинстве своем вид имеют маленьких, сухоньких, часто даже сутулых старичков. А этот щекастый карапуз. Да еще и в очках, чего у волшебных существ быть не могло.

— У людей есть имена. У тебя есть?

— Добружко я, Утячич, — с готовностью улыбнулся сосед. Старший класс начальной ступени. А ты?

— Антон Летов, — тоже чуточку растянул губы я.

— Я тебя раньше у нас не видел, — тут же, решив, что на этом приличия соблюдены, затарахтел малыш. — Перевелся?

— Дома учился. Теперь вот пришлось поступить, чтоб экзамены сдать на аттестат.

— Дома? Болел что ли?

— Вроде того, Добружко. Вроде того.

— Ну, выздоровел, и Слава Богам, — звонко, так что по ушам резануло, засмеялся парнишка. — Выздоровел же? Да?

— Да-да, выздоровел, — чуточку поморщился я. — Ты шумный? В смысле, ругаться будем, если ты не будешь спать давать?

— Не, не шумный. Чтоб шуметь, одного человека мало. А ко мне никто не ходит.

— Чего так? Друзей нету, что ли?

— Есть, друзья, — с вызовом бросил сосед. — Как без друзей жить? Мы в клубе шумим. Я в клуб шуметь хожу. Там не запрещают.