Выхода нет

В.: Вы хотите сказать, что это Ваше прошлое окружение сделало Вас таким, какой Вы сегодня?

У. Г.: Нет, нет. Я говорю, что, вопреки всему этому, со мною случилось то, что случилось. Это кажется чудом. Вот почему я подчёркиваю без тени сомнения, что произошедшее со мной может случиться с любым проходимцем, насильником, убийцей или вором. Любой из них имеет такой же, если не больший, шанс, чем все эти духовные люди вместе взятые. Только не спрашивайте меня: «Был ли Будда насильником, а Иисус ещё кем-то таким?» Это неумно.

В.: Возвращаясь к Вашему предыдущему высказыванию — что Вы делали для осуществления своей цели?

У. Г.: Дайте мне список всех святых, мудрецов и спасителей человечества. Потом посмотрите на их жизни и на то, что они делали. Я делал всё то же самое, что делали они. Ничего не произошло. Я кое-что понимал в этом. Мне было интересно выяснить, было ли что-то во всех этих учителях с самого начала времён. Я понял, что они обманывались сами и обманывали всех нас. Было ли что-то в их опыте, которым они хотели поделиться с миром?

В.: А как Вы думаете?

У. Г.: Ничего. Не спрашивай меня: «Почему они так долго протянули?» Мыло «Айвори» или мыло «Пеэрз» празднует столетие своего существования в США. Факт, что это мыло продержалось сотню лет, не означает, что в нём есть что-то особенное. Но я не могу никому передать эту уверенность в том, что все они были ложными, а их учения вводили меня в заблуждение. Это ваша проблема. Как я говорил сегодня утром, у меня был голод, была жажда. Ничто не удовлетворяло моего голода и моих стремлений. Вы знаете, мы со стариком [Дж. Кришнамурти] обсуждали всё это на протяжении тридцати дней, когда у него находилось время. Мы ходили с ним на прогулки. Я познакомился с ним ближе к концу моей связи с Теософским обществом.

В.: Какое-то время он был Вам близок.

У. Г.: Нет, нет. Я хотел выяснить, было ли в нём что-то. Он говорил что-то с трибуны. В конце я задал ему вопрос: «Что стоит за всеми этими абстракциями, которыми ты забрасываешь меня и остальных? Есть ли что-либо за этим?» (Такой у меня был способ решать проблемы.) Я слушал его каждый раз, когда он приезжал в Мадрас. Но я не купился на его слова. Потом очень странным образом произошло столкновение. Мы дискутировали. Я сказал ему: «Посмотри, что касается мысли, то она достигла своего апогея в Индии. Ты же в подмётки не годишься всем тем великим мыслителям, которых произвела на свет Индия. Что ты можешь предложить? Я хочу ответа». Но мы ни к чему не пришли тогда. Я сказал себе: «Ты не находишь ответа. Какого чёрта ты делаешь здесь?» Я не хотел попусту тратить своё время. И я сказал старику: «Ты можешь отдавать своё время любому, кому, как ты считаешь, ты можешь помочь». И на этом всё закончилось. Это было в 1953 г. После этого я его не видел.

В.: Сэр, означает ли всё это [поиски У. Г. и его «катастрофа»], что имело место своего рода программирование?

У. Г.: Если оно есть, тогда придётся исключить такие вещи, как мутация и радикальная трансформация. Я их вычеркнул, потому как не нашёл того, что трансформировать. Не стояло вопроса о мутации ума, радикальной или какой-то ещё. Всё это вздор. Но вам сложно выбросить весь этот хлам из своей системы. Ты можешь также отрицать и отмахиваться от этого, но предположение «может быть, в этом что-то есть» остаётся с тобой надолго. Когда однажды ты ненароком попадаешь в состояние, которое можешь назвать «бесстрашие», ты в силах выбросить из себя всё прошлое. Я не знаю, как это случилось. То, что произошло, можно назвать не иначе как актом бесстрашия, поскольку всё, не только тот или иной определённый учитель, с которым ты был связан, но всё, что каждый человек думал, чувствовал и испытывал до тебя, полностью вымывается из твоей системы. Тебе остаётся просто тело с его собственной, удивительной разумностью.

Когда я ходил в школу, я изучал всё, включая адвайта-веданту. Я специализировался по веданте для получения степени магистра по философии. В самом начале своих изысканий я пришёл к выводу, что такой вещи, как ум, вообще не существует.