Выхода нет

У. Г.: Интеллект создан культурой, он приобретаем. Разум, необходимый для выживания, есть уже в физическом организме. Вы не должны ничему учиться. Вам нужно, чтобы вас учили, нужно учиться только для того, чтобы выжить в этом мире, созданном нами, в мире идей. Вам нужно знать, чтобы выжить. Вам приходится драться за свой кусок пирога. И вот приходит кто-то и говорит, что ты должен драться без ожидания результатов. О чём, чёрт возьми, вы говорите? Как ты можешь действовать, не ожидая результата? Пока ты живёшь в этом мире, тебе приходится бороться за свою долю. Вот почему тебя учат, посылают в школу, дают тебе какие-то инструменты. Это то, что с тобой сделало общество. Но приходит религия и говорит тебе, что ты должен бороться за свою долю, ничего не ожидая взамен. Вот отчего ты становишься неврастеником. Иначе ты бы боролся только за свою долю. Ты не захватывал бы всё вокруг. Ты захватываешь всё только потому, что тебя так научила религия, культура или что-то ещё. Животные убивают только ради своего выживания и оставляют остатки своей добычи. Можете назвать это отбросами или как угодно. Кто-то ещё выживает, питаясь этим. Если я беру только то, что мне необходимо, остальное достаётся другим. Тогда ни в чём не будет недостатка.

В.: Вы были с Теософским обществом и Дж. Кришнамурти?

У. Г.: Я оставил Общество в 1953 г., а моя связь с Теософским обществом и Кришнамурти прекратилась в 1956 г. Я там практически вырос. Я жил в Мадрасе 21 год, с тех пор как мне исполнилось четырнадцать.

Я был очень активно задействован в Теософском обществе, в качестве совместного секретаря Индийского сектора; сначала я читал лекции по стране, а потом и в других странах. Это давняя история.

В.: Вас сложно отнести к какой-то определённой категории.

У. Г.: У всех, кто приходит ко мне, возникает проблема, куда меня отнести. Они легко называют меня святым, просветлённым, гуру и наклеивают на меня все эти надуманные ярлыки. «В этом наша проблема», — говорят они. «Мы, правда, не знаем, куда вас вписать. Это бросает тень на наши умственные способности», — говорят они. Даже философы говорят о невозможности поместить меня в какие-то рамки. Не то чтобы я испытывал гордость от этого или чувствовал себя исключительным.

В.: Но куда бы Вы сами себя отнесли?

У. Г.: Я не знаю. Не сказал бы, что я никуда не подхожу. Я часть общего повсеместного потока жизни. В то же время у меня нигде нет корней. Если можно так выразиться, я безродный человек. Я пожил везде в этом мире, и нигде я не ощущаю себя как дома. Это очень странно. Я переезжаю с места на место чуть ли не больше всех в этом мире. Я путешествовал с тех пор, как мне исполнилось 14, и с того времени я нигде не жил дольше полугода подряд. Мои перемещения вызваны совсем не моей непреодолимой тягой к перемене мест. Когда меня спрашивают: «Почему ты путешествуешь?», я им отвечаю: «А почему птицы из Сибири летят в маленький птичий заповедник в штате Майсор, а потом возвращаются назад, снова преодолевая весь этот путь?» Я как эти перелётные птицы. Это очень странно. Я побывал везде, кроме Китая. Я побывал во всех коммунистических странах. Я провёл в Америке несколько лет. Сейчас я делю своё время между Бангалором, Швейцарией и США.

В.: Если мир не может подобрать к Вам ярлыка, какой ярлык Вы нашли для него?

У. Г.: Этот мир меня вполне устраивает! [Смех] Вполне устраивает. Этот мир не может быть другим. Путешествия разрушают многие наши иллюзии и создают нам новые. Я обнаружил, к моему ужасу, если можно так выразиться, что природа человека совершенно одинакова, будь это русский, американец или житель ещё какой-нибудь страны. Как будто все мы говорим на одном языке, только акцент разный. Я, возможно, буду говорить [на английском] с андхрским акцентом, ты с канадским, а кто-то ещё с французским. Но в основе своей люди совершенно одинаковы. Нет совершенно никакой разницы. Я совсем её не вижу. Очевидно, культура несёт ответственность за различия. С нами, такими, какие мы есть, мир не может быть другим. Пока в тебе есть потребность изменить себя, ты хочешь вызвать перемены в мире. Оттого что ты не можешь приспособиться к рамкам культуры и её системы ценностей, ты хочешь изменить мир, чтобы у тебя в нём было удобное местечко.

В.: Вы говорите, что Вас устраивает этот мир. Почему Вы так говорите?

У. Г.: Что заставляет тебя думать, что мир может быть каким-то другим? Почему ты хочешь изменить мир? Все эти утопии, все эти идеи создания рая на земле исходят из предпосылки, что где-то там существует рай и что мы должны создать этот рай на нашей планете. По этой-то причине мы и превратили её в ад. Пойми, я не называю это адом. Я хочу сказать, что мир не может быть другим.