Выхожу на связь

Узники Панкраца не имели права общаться друг с другом, кроме соседей по камере. Толсты и глухи тюремные стены. Но подобно тому, как где-нибудь в казахстанской степи молва опережает путника, так и в Панкраце вскоре каждый узник узнавал страшную историю тюрьмы, и особенно ее зловещего крыла «А», и болью отдавался в его сердце каждый удар «секирарни». До 1943 года осужденных на смерть гитлеровцы переводили в тюрьму в Дрезден и казнили там. Но все шире развертывалось движение Сопротивления — и все яростнее злобствовали в попытках сломить его фашистские суды. В Панкраце оборудовали крыло «А» — отделение смертников. В камеры этого отделения — номера с 32 по 35 и с 38 по 52 — переводились со всей тюрьмы осужденные на казнь. В первый раз тюрьма услышала удар семидесятипятикилограммового ножа гильотины 5 апреля 1943 года. С тех пор с садистской педантичностью гитлеровцы отрабатывали механизм уничтожения. После заседания трибунала осужденным на смерть разрешалась только одна прогулка в неделю, во вторник. Попарно, прикованными один к другому. За день перед казнью мужчин стригли наголо, женщинам зачесывали волосы вверх. Мужчин раздевали по пояс, на женщин надевали рубахи из бумаги. Ровно за двадцать четыре часа до казни каждого переводили в камеру- одиночку. Перед казнью связывали руки впереди и разрешали со связанными руками написать родным последние строки. Письма не отправляли. Затем обреченный снова представал перед трибуналом. Гестаповцы прокуроры Людвиг или Редер зачитывали приговор — и главный палач Алоис Вайсс вел свою жертву в соседнюю комнату, отделенную от трибунала лишь черной занавесью. Здесь пол и стоны были облицованы белым кафелем, под потолком двумя рядами светились матовые шары ламп. Под потолком же на стальном рельсе были укреплены крючья, как в магазине мясника, и с крючьев свисали петли. Это для тех, кто был осужден к смертной казни через повешение. А посреди белой комнаты громоздилось сооружение из дерева и металла, с ремнями и рычагами. Вайсс, его помощники Зауэр и Фиффа пристегивали ремнями жертву к ложу гильотины. Наблюдатель от гестапо засекал время. На всю процедуру полагалось пятнадцать секунд — ни одной больше. И если палачи мешкали, наблюдатель выражал неудовольствие. Впрочем, Алоис Вайсс очень редко нарушал лимит времени, он был профессионалом. Рычагом поднимал нож и педалью освобождал его для свободного падения. Потом он поднимал отрубленную голову и из-за занавеса показывал ее трибуналу. Шланги, работавшие непрерывно, смывали кровь с белого кафеля… Страшно писать об этом. Но без этого не было бы полной правды о фашизме!

По гулким ударам «секирарни» тюрьма вела счет казненных. Их было уже больше тысячи…

Степан Сулига ходит по малому кругу. По большому кругу один за другим бегают под окрики гестаповцев те, кто еще не испытал на себе весь ассортимент пыток. Степан может лишь с трудом передвигать ноги. Сегодня его не радует ни солнечное утро, ни зелень пробившейся травы. Когда его выводили во двор, в шеренге возвращавшихся с прогулки женщин он мельком увидел Веру Цырынову. Вряд ли из группы ее мужа арестована она одна. Значит, провалена и группа «Козак»… Кто арестован еще? Что с Юрием? И продолжают ли действовать группы «Дуб» и «Милада»?

— Прогулка окончена. По камерам! — обрывает мысли Сулиги окрик эсэсовца-тюремщика.

Колар не видел Веры. Но однажды во время очередного допроса в Печкарне за его спиной открылась дверь и он услышал, что в комнату кого-то втащили. Оглянулся. «Полковник Филипп!»

— Узнаете его, полковник?

— Нет.

Стереотипная фраза:

— Сейчас напомним.

Итак, в лапах гестапо и полковник Юлиус Филипп… Как жаль старика! Колар знает его вроде бы совсем недавно, но проникся к нему теплым сыновним чувством. Осанистый, седовласый, но уже с кровавыми следами первых допросов. Но чем может Ян облегчить его страдания? Он тоже сказал:

— Нет, не знаю его…

И снова посмотрел на Филиппа. Полковник встретил его взгляд, опустил веки и горестно покачал головой:

— Бедный, бедный мальчик…

Эти слова относились не к Колару. Ян понял: что-то непоправимое стряслось с юным радистом, который скрывался в доме полковника, с Тадеушем — Павлом Зуйкевичем.

11

В конце апреля 1945 года руководящий комиссар гестапо в Праге Леимер получил указание из Берлина: «Если наступающая Красная Армия воспрепятствует оттранспортированию арестованных, наиболее опасных ликвидировать в ходе особой акции „XVZ“».

По указанию Леимера акция «XVZ» распространялась на советских парашютистов. Кроме того, она касалась всех лиц, которые с этими парашютистами поддерживали связь и оказывали им помощь.

1 мая в черной книге Панкраца — журнале-списке заключенных — против фамилий Сулиги, Колара, всех членов семьи Глухи, Цырыновой Веры, Юлиуса Филиппа, его жены Власты, Франтишека Хлады, Яны Хладовой и Юрия были крупно, карандашом, выведены буквы шифра «XVZ». Этот шифр означал смертную казнь.