Читаем Выключаем свет (СИ) полностью

Выключаем свет (СИ)

Я сажусь за наш стол и вижу, как на кухню заходит Свобода. Он укутан с головы до ног в огромное одеяло и выглядит как утреннее облачко.

— Доброе утро, — говорит Софа, а я улыбаюсь от этой картины.

Он присаживается на край нашего длиннющего дивана и смотрит на нас. Его утро — это особое явление. Все это уже знают и принимают.

— Крис, пошли курить, — хрипло произносит он. По утрам он говорит очень тихо. Его хрипотца едва доносится до ушей нормальных людей, но я уже привыкла и понимаю этого утреннего Максима, ещё витающего в своих снах.

— Можешь идти, я сейчас, — отвечаю я и спешу в спальню. Мне хочется взять блокнот с собой. На всякий случай.

По пути к своему балкону я хватаю ещё кружку с кофе и бегу из квартиры.

Мы встречаемся у входа на балкон. Он пропускает меня вперёд, а я сразу понимаю, что в десять часов утра на улице в апреле не бывает тепло.

Многозначительно проговариваю «ой» и смотрю на парня.

— Холодно?

Я киваю.

— Садись, — отвечает он, снимает с себя одеяло и накрывает меня так, чтобы руки оставались свободными.

— Как ваш номер? — спрашиваю я.

Он садится рядом, закуривает.

— Скажем так, мне было бы намного легче, если бы я пел с тобой, например. Но номер будет хороший.

— Я бы тебе точно не могла помочь написать песню или музыку. Я как куколка поющая.

— Ты реально? С твоим голосом можно вообще не париться о своей эффективности. А вообще, — он задумывается, — ты пробовала писать?

— Ну, так. Раньше пробовала стихи, как и все.

— Ты знаешь, никогда не поздно взять и выложить свои мысли на бумагу. Вот прямо как твои рисунки. Ты же в какой-то момент начала рисовать. Так и тут. Я подумаю над этим. Напишем вместе хит. Такой, чтобы прям огонь.

Я улыбаюсь и открываю блокнот.

— Можно? — спрашиваю его.

— Ой, это Софа?

— Да, вчера нарисовала.

— Я же сказал, что буду рад своему портрету.

— Окей.

Он сидит напротив в футболке и длинных штанах, его сигарета запускает ему в рот последнюю порцию дыма и летит в пепельницу. Его волосы такие взъерошенные, что карандашу придётся очень не просто.

— Чего тебе не хватает здесь? Из вещей.

— Какао и упаковки с лавандой.

— У тебя уже был готов ответ?

— Ну, да, — смеюсь я. — Вот пью кофе с сахаром.

— Мне теперь после твоих детских желаний даже не рассказать о своих хотелках.

Макс отпивает кофе из моей кружки и закатывает глаза.

— Ой, да ладно тебе.

— Хочешь сказать, если бы в этой кружке было какао с твоей лавандой, мне бы понравилось и стало лучше?

— Конечно! В тысячу раз!

— Тогда запишем твои желания в список для Кати.

Я и забыла совсем, что каждый из нас может написать своё желание в нашу внутреннюю социальную сеть, которое должны исполнить. А точнее принести. Желания могут быть только материальными.

— А тебе чего не хватает?

— Коньяка.

— Мощно.

— Особенно после твоих какао.

Я вывожу на лист блокнота его глаза, губы, дохожу до безразмерной футболки, до свободно лежащих кистей рук. Он сидит в очень расслабленной позе, ему становится лучше, он просыпается. Мы не разговариваем, слышен только звук скрипящего карандаша по бумаге и шум за окном. Эта относительная тишина успокаивает нас обоих, моя душа полна умиротворения. Не помню, когда последний раз мне было так приятно молчать. Смотря на Максима, я ловлю себя на мысли, что рада отсутствию здесь камер. Серёжа может не так всё понять, а я не хочу этого. Правда, не хочу. Мы и без этого ругаемся каждую неделю. Теперь остаётся надеяться, что время и расстояние поможет нам разобраться в себе и в нас.

— Ты в курсе, что это мой балкон? — я нарушаю десятиминутную тишину.

— Чего?

— Ну, я его первая нашла и захватила. А вы с Пиэлси ворвались со своим курением ко мне сюда.

— Ты хотя бы имеешь уважение к взрослым людям?

— Тебе что, восемьдесят?

— А тебе восемнадцать есть?

— Такой противный, сидит на моём балконе и возмущается.

— Я выкупаю половину твоего балкона.

— Ладно, устраивает. Готово.

— Уже?

— Ну, да. Это просто зарисовка.

— Я настолько классно выгляжу? — он улыбается и широко распахивает глаза.