Выкуп за рыжего вождя

У Сухого Лога, по сути, не было юности. Даже детство его прошло под знаком серьезности и степенности. В свои шесть лет он с молчаливым неодобрением созерцал безмятежные прыжки ягнят, резвившихся на лугах отцовского ранчо. Молодые годы прошли мимо. Божественное пламя и трепет, сжигающие сердце, ликующая радость и бездонное отчаяние, все порывы, восторги, муки и блаженства юности минули его. Ему не знакомы были волнения Ромео, он был меланхолическим лесным Жаком – но с более суровой философией, ибо ее не смягчала горькая сладость воспоминаний, скрашивавших одинокие дни арденнского отшельника. И теперь, когда на жизнь Сухого Лога спустилась осень, один пылкий взгляд Панчиты О’Браян вдруг затопил ее обманчивым летним жаром.

Но овцевод – животное упрямое. На долю Сухого Лога пришлось слишком много бурь, чтобы теперь он упустил свое запоздалое лето – неважно, призрачное или реальное. Слишком стар? А это мы еще посмотрим.

Со следующей почтой в Сан-Антонио был послан заказ на мужской костюм по последней моде со всеми принадлежностями: вне зависимости от цвета, покроя и цены. На другой день туда же отправился рецепт восстановителя для волос, выдернутый из воскресной газеты, а то выгоревшая на солнце рыжевато-каштановая шевелюра Сухого Лога начинала уже серебриться на висках.

Всю неделю Сухой Лог носа не казал из дома, за исключением частых вылазок с атакой на юных вредителей клубники. А затем, по прошествии еще нескольких дней, он внезапно предстал изумленным взглядам обитателей Санта-Розы во всем горячечном блеске своего припоздало-летнего безумия.

Ярко-синий фланелевый костюм обтягивал его с головы до ног. Из-под него выглядывала рубашка цвета бычьей крови и высокий воротничок с отворотами; пестрый галстук развевался, подобно знамени. Ядовито-желтые ботинки с острыми носами сжимали, как в тисках, его ноги. Крошечное канотье с полосатой лентой оскверняло закаленную в бурях голову. Лайковые перчатки лимонного цвета защищали жесткие, словно древесина, руки от ласковых лучей майского солнца. Это поражающее взор и удручающее разум существо, прихрамывая и разглаживая перчатки, выползло из своего логова и остановилось посреди улицы с идиотской улыбкой на лице, пугая людей и заставляя ангелов отвращать лицо. Вот что сделал с Сухим Логом Амур, который, когда случается ему стрелять свою дичь вне сезона, всегда заимствует для этого стрелу из колчана Момуса. Извращая мифологию, он восстал, как пестрящий всеми цветами радуги попугай, из пепла серо-коричневого феникса, сложившего усталые крылья на своем насесте под деревьями Санта-Розы.

Сухой Лог застыл посреди улицы, позволяя жителям Санта-Розы вдоволь надивиться на себя, а затем, медленно и величественно, как и полагается в подобных туфлях, вошел в ворота О’Браян.

Пока одиннадцатимесячная засуха не вытеснила все прочие темы, ухаживание Джонсона Сухого Лога за Панчитой О’Браян не сходило с языков жителей Санта-Розы. Воистину, это было никем дотоле невиданное и не поддающееся никакой классификации явление – нечто среднее между кекуоком, красноречием глухонемых, флиртом с помощью почтовых марок и живыми картинами. Оно продолжалось две недели, а потом внезапно прекратилось.

Разумеется, миссис О’Браян, как только Сухой Лог открыл ей свои намерения, отнеслась к сватовству благосклонно. Будучи матерью девушки, а следовательно, и одним из учредителей Древнего Ордена Мышеловки, она с энтузиазмом взялась за подготовку Панчиты к жертвоприношению. Ей временно удлинили платья и уложили непокорные кудри в прическу, так что она почти забыла, что всего лишь является приманкой в ловушке. Ей льстили ухаживания такого солидного господина, как мистер Джонсон, а более всего – что все девчонки выглядывают из-за штор, чтобы понаблюдать, когда она в сопровождении Джонсона проплывает мимо.

В Сан-Антонио Сухой Лог приобрел кабриолет с желтыми колесами и первоклассного рысака. Каждый день он возил Панчиту кататься. Но никто не видел, чтобы на прогулках – хоть пеших, хоть кабриолетных – он хотя бы словом перекинулся со своей спутницей. Его ум был слишком озабочен костюмом, осознание, что он не может поведать ничего интересного, сковывало его уста, а ощущение близости Панчиты наполняло его блаженством.

Он водил ее на празднества, танцы и в церковь. Да, он старался – о, да ни один мужчина не старался так, как он! – Сухой Лог молодился изо всех сил. Танцевать он не умел, но изобрел себе улыбку и надевал ее на лицо всякий раз, когда полагалось веселиться, и это было для него неким проявлением резвости, как для другого – пройтись колесом. Он стал искать общества молодых людей города – даже мальчиков – и действовал на них как ушат воды, его потуги быть резвым и игривым воспринимались не лучше, чем предложение поиграть в чехарду в соборе. И ни он, ни кто-либо другой не мог понять, удалось ли ему пленить сердце Панчиты.

Конец наступил внезапно – как разом меркнет призрачный отблеск вечерней зари при малейшем дыхании ноябрьского ветра, несущего дождь и холод.