Поскольку часть сообщества оставалась в деревне в течение по крайней мере части года, женщины могли повторно беременеть, прежде чем их дети становились полностью независимыми. Не было нужды перемещаться на большие расстояния, и другие женщины, мужчины и бабушки с дедушками могли помогать с отпрысками. Считается, что эти культурные изменения впоследствии привели к положительному отбору физиологических признаков, которые оптимизировали новое поведение. Необходимость раннего развития детей более не была актуальна. Это простое изменение в стратегии использования ландшафта могло привести к быстрому росту населения.
Различные элементы, которые мы наблюдаем в комплексе у людей равнин (легковесные орудия, метательные технологии, хижины из костей мамонта, ямы для хранения, переносное искусство, использование огня для обжига глиняных изделий, базовые лагеря, разделение труда и т. д.), были возможны только при условии этой полукочевой стратегии, обеспечивавшей разделение задач внутри группы, а также время на изготовление керамики, украшение предметов, рисование, хранение продуктов питания, изготовление сетей, одежды и корзин, и кроме того, специализацию мастеров, которые делали оружие и инструменты. Также могла сложиться предрасположенность людей к сельскому хозяйству. В конце концов выращивать растения можно было, только если люди возвращались или оставались в тех регионах, где сажали семена. Причины, по которым сельское хозяйство не появилось на равнинах за 20 тысяч лет до того, как оно возникло южнее, связаны с видами растений, доступными граветтийцам, суровым климатом, который был непригоден для выращивания растений, и полумерзлым грунтом.
Приручение животных — другое дело, хотя нет никаких доказательств того, что животные содержались в неволе и модифицировались генетически. Возможно, причина в том, что виды животных, которые могли быть одомашнены, кроме лошади, не жили в степях. Мы можем только гадать о том, загоняли ли лошадей и оленей в стада. Такая стратегия позволила бы иметь свежее мясо поблизости в течение всего года, однако такое поведение трудно определить, опираясь на археологические данные, особенно если учесть, что эти животные не отличались от своих диких сородичей. Впрочем, есть один претендент на роль раннего одомашненного животного, о котором я упоминал в предыдущей главе, — собака.
В главе 6 мы говорили о том, что волк стал главным плотоядным животным открытых ландшафтов Евразии, способным преследовать жертву на дальних расстояниях. Единственным охотником, который мог бы бросить ему вызов в этой местности, был человек. Схожие задачи охоты на пастбищных животных в безлесных ландшафтах привели у очень разных животных к аналогичным результатам. Анатомия и поведение сделали этих неродственных млекопитающих суперхищниками степной тундры. Люди и волки превратились в выносливых бегунов, которые охотились стаями, и рано или поздно им пришлось бы встретиться[383]
. Конкуренция была одним из возможных последствий, взаимное сотрудничество, своего рода симбиоз, — другим. На этих равнинах мир волков и людей стал одним целым[384].Никто не знает, когда волки были впервые одомашнены. Первое бесспорное свидетельство о собаках было найдено на стоянке Елисеевичи I в бассейне реки Днепр, в степях современной Украины[385]
. Здесь были обнаружены два черепа собак, похожих на сибирских хаски, а также останки шерстистого мамонта, песца и оленя, возраст которых оценивается в 17–13 тысяч лет. Хотя эти видоизменившиеся волки жили значительно позднее, чем граветтийцы 30-тысячелетней давности, они явно находились в сходном экологическом контексте. Если их черепа имеют признаки явного видоизменения, это означает, что превращение волка в собаку началось здесь задолго до того, как позднее 10 тысяч лет назад люди освоили животноводство, следовательно, собака была первым животным, одомашненным предками.