Вынужденное знакомство

– Ты просто не испытала пока настоящей любви, поэтому тебе не с чем сравнивать. Ты была слишком маленькой, когда Паша умер, еще не вошла в подростковый возраст, когда девочки начинают интересоваться любовью и смотрят на все через призму этого своего интереса. Наши с отцом отношения ты воспринимала как норму, но еще не могла понять всей их глубины и силы.

Она с нежностью погладила дочь по голове.

– А любовь – это… – не сразу смогла подобрать слова мама. Задумалась и, просветлев лицом, словно помолодев в один момент, перенеслась, видимо, мысленно туда, где была-жила со своим Павлом. – Это всепоглощающее чувство, когда ощущаешь себя спаянной с любимым человеком, одним организмом, одним дыханием, у вас даже мысли совпадают. Когда ты ничего с собой не можешь поделать и все твои помыслы, чувства, ощущения устремлены к нему и связаны только с ним и только о нем. И ты паришь, отдаваясь полностью этой любви… когда это чувство взаимно. Это непреодолимо, сила любви настолько мощна, что где бы вы ни были и что бы вас ни разделяло и ни разводило, она все равно обязательно притянет людей друг к другу. Любовь меняется с годами, обрастает привычками, бесконечной нежностью, становится более глубокой, отпускает чрезмерную страстность, но она навсегда остается с тобой, при любых обстоятельствах. Павлуши нет уже двадцать три года, а я люблю его все так же… – вдруг судорожно вздохнула-всхлипнула Елизавета Егоровна, стараясь справиться с грозящими пролиться слезами. – Он со мной, понимаешь, Поля, и всегда останется со мной. Я чувствую его присутствие, разговариваю с ним, советуюсь и все так же люблю.

– Мамуль… – срезонировав с мамой, собралась поддержать ту слезами и Полинка, обняла, прижала к себе, торопясь успокоить. – Ну ты чего?

– Да ничего, дочь, – похлопала по обнимавшей ее дочерней руке мама, вздыхая и отпуская налетевшую минутную грусть-печаль, и повторила: – Ничего. Себя ведь жалеем, осиротевших без них и без их любви.

– А он тебе отвечает? – спросила осторожно Полина.

– А как же, – усмехнулась Елизавета Егоровна, вытирая вырвавшуюся слезинку, – иногда даже ворчит, когда я не послушаю его совета и напортачу что-нибудь. Ладно, – взяла себя окончательно в руки она, – не обо мне речь сейчас, а о тебе. Неужели ты действительно настолько сильно переживала, что рассталась с Александром?

– Да нет, – чуть помедлив с ответом, призналась Поля. – Переживала, конечно, и неприятно ужасно было, и обидно. И на себя злилась, что так ошиблась в человеке. Но… просто это его предательство, оно, что называется, до кучи пришло. Дополнило весь уже накопившийся негатив и неприятности, которые на нас навалились, усугубило и добавило душевной боли.

– Да-а-а… – вздохнула тяжко Елизавета Егоровна. – Неприятности и беды все в одну кучу свалились, это ты права.

– Мам, – тут же вспомнив о насущных трудностях, спросила Поля. – А про Настю ничего не слышно? А то я сижу здесь, как сычиха на болоте, и никаких новостей не знаю.

– Вадим Юрьевич, ну, следователь или контрразведчик, бог их разберет, – принялась рассказывать мама, – он с Васей регулярно связывается и, насколько это возможно, держит его в курсе. Так вот, он говорит, что они постоянно шли по следам Фаруха и Насти, буквально на пятки тому наступали. Но всякий раз он уходил и скрывался за считаные часы, а то и минуты до того, как врывался в дом или в квартиру спецназ ФСБ. Все свидетели, которых они опросили, утверждают, что у этого Фаруха просто звериное, какое-то ненормальное чутье. Одни рассказывали: сидели они за накрытым столом, ужинали и обсуждали дела, как вдруг Фарух замер на мгновение, словно прислушиваясь к себе, поднялся со своего места и, ничего не говоря и не объясняя, подхватил сумку со своими вещами, портфель с ноутбуком, влетел на женскую половину, схватил Настю за руку и стремительно покинул дом, оставив всех в полном недоумении. А минут через сорок дом окружили фээсбэшники и арестовали их всех.

– Сволочь, козлищу его по рогам, – с чувством выругалась Полина. – А что свидетели про Настю говорят?

– А ты знаешь, все то же, – с явным оптимизмом поведала Елизавета Егоровна, – что она жива-здорова, Фарух этот ее не бьет и вроде бы даже игнорирует как женщину. И почти не разговаривает с ней, отдавая лишь короткие приказы. Привязывает на ночь за ногу и руку цепью к батарее, но больше никаких издевательств.

– Странно это как-то, – призадумалась Полина, – зачем она ему все-таки сдалась? Он же понимает, что с квартирой у него уже ничего не получится и полный облом, раз за ним настолько активно гоняются. В качестве живого товара? Ну не миллионы же долларов она стоит. Она же его сильно тормозит, ему таскать женщину за собой грузом и сложно, и опасно. Один он бы давно ушел за границу или на все днища, какие только можно, залег, отсиделся бы и ушел потом. А так… Он же не может не понимать, что везде отправлены ориентировки, по которым ищут мужчину и женщину, с описанием их внешности и примет. – И повторила: – Странно это.