Выпьем за любовь (СИ)

— То есть как это вас здесь нет? — громче, чем следовало, произнесла Эовин в телефон. Всё определённо выходило из-под контроля. Сначала дядя навязал ей телохранителя, который всю дорогу только и делал, что самодовольно ухмылялся, затем он якобы попытался снять пушинку у неё с волос, но вместо этого принялся невзначай их гладить, а теперь оказывалось, что всё это было лишь ради того, чтобы они приехали в сомнительного вида караоке-бар, в то время как её подруги отрывались на противоположном конце города.

— Ми-и-илая, ну прости! Мы перепутали а-а-адрес… — проныл в ответ в стельку пьяный голос подруги, заглушаемый грохотом музыки. Ехать не имело смысла — пока она со своим провожатым доберётся до того клуба, обе подруги уже будут настолько хорошими, что хорошей придётся стать уже самой Эовин, и вместо весёлой гулянки она будет развозить их по домам, хотя и сами бы выбрались, не маленькие и последние несколько лет как-то справлялись без неё.

— Ладно, созвонимся завтра, в смысле сегодня попозже. Пока, — тут же сбросив вызов, Эовин со стоном опустила голову на раскрытую ладонь и забормотала: — Я хочу виски, возьми мне виски.

— А что подруги? Потерялись? — как бы между прочим спросил Грима, и Эовин едва хватило душевных сил и терпения, чтобы не придушить его. Под дурачка косит, козлина.

— Какой ты догадливый, — пробубнила она. — Одна рюмка — и поедем домой.

— Может, оно и к лучшему? — разухмылялся Грима и откинулся на спинку стула, скрещивая руки перед собой. — Посидим немного вдвоём, поболтаем.

— Если мы посидим немного вдвоём, ты сочтёшь это за свидание, а у меня нет на это никаких сил, — усталым голосом пробормотала Эовин, потирая переносицу и обдумывая пути к отступлению. Не то чтобы она переживала, будто он не даст ей уйти, но вот уломать её вернуться на его же машине и слегка облапать по дороге домой Грима мог. Собственно, на пути сюда он именно этим и занимался, поэтому доверия ему никакого не было.

— А почему бы и нет? — не унимался он. — Скажем, я куплю тебе пять рюмок виски, и как только ты выпьешь последнюю, ты свободна. Захочешь — поедешь домой, захочешь — останешься. Но я обещаю, что больше никогда не буду к тебе приставать.

Довольный собственной задумкой, Грима внимательно смотрел на Эовин, явно ища хоть какую-то тень заинтересованности на её лице, но вместо этого увидел лишь немой, но понятный и без слов вопрос «Думаешь, я настолько наивна, чтобы поверить в эту чушь?» И всё же, немного поразмышляв над его предложением, Эовин слегка улыбнулась, почти так же гадко, как он сам. Внезапно в ней проснулась кровь Рохановых, вернее, передававшиеся из поколения в поколение любовь и, главное, умение спаивать людей вокруг себя. Правда, и над самими Рохановыми алкоголизм висел дамокловым мечом, но в этот момент Эовин это не слишком волновало. На дворе была ночь, и не простая, а новогодняя, сама она оказалась на отшибе с не самым приятным человеком, а возвращаться домой, когда добрая половина гостей ещё не свалилась лицами в салаты, не очень-то и хотелось. Потому ей оставалось веселиться лишь здесь и сейчас.

— Предположим, при выполнении некоторых условий я готова согласиться. Я даже готова растянуть твоё удовольствие, но лишь в том случае, если ты купишь целую бутылку и распивать её мы будем вместе, — подытожила Эовин, с вызовом глядя на него.

— Я не пью, — тут же помотал головой Грима, и ухмылка мгновенно улетучилась с его лица. Такая реакция позабавила Эовин, но что самое главное — пробудила в ней ещё больший азарт.

— Запьёшь, — голосом, не терпящим протеста, возразила она.

— Я за рулём.

— Оставишь машину на стоянке.

— Я запойный.

— А впереди целых десять выходных дней, успеешь вусмерть напиться, — заметив, что Грима начал потихоньку сдаваться, Эовин решила сразу сделать контрольный выстрел. Чтобы не мучился. — А хочешь, я выпью первой из твоей рюмки? Будет почти поцелуй.

Это сработало: Грима тут же согласился на всё и сразу, что, по мнению Эовин, означало подписанный смертный приговор, ибо Рохановых так просто не перепить.

Но и этому плану не суждено было сбыться. По представлениям Эовин непьющего человека, долго находившегося в завязке, должно было знатно приложить уже на третьей-четвёртой рюмке. Но к третьей-четвёртой рюмке они оба были в одинаковом состоянии лёгкого веселья, не более.

К этому же моменту Грима перестал казаться таким уж мерзким и противным. Наоборот, общительный, весёлый человек, а то, что приставал к ней — да и чёрт с ним. По сравнению с некоторыми он даже руки распускал в рамках приличий. Ну, погладил по волосам, ну, обнял на корпоративе — будь он в её вкусе, ей бы, что уж греха таить, даже понравилось.

Мысли Эовин уходили не в ту сторону, но что самое страшное, обстановка вне дома расхолодила её, и язык распустился в ту же сторону, что и мысли. Пятые по счёту рюмки, как девчонки, стояли в сторонке и не мешали, а Эовин тем временем зачитывала Гриме его перлы.

— О, дикпик цитатой, мой любимый!